Дорога в Нижний Городец (3)

Дата: 22-09-2018 | 13:55:00

Глава третья
ДВОЕ В ВОЛГЕ



            I

Двухъярусная красная сосна
Над яром возвышалась минаретом.
Спугнув неясыть и остаток сна
В позднеапрельском воздухе нагретом,
Она качала кронами вразмах,
Но, плавно удаляясь, в зеркалах
Казалась всё стройней и неподвижней.
Под нею пролегла дорога в Нижний –
По пологу болотистых низин,
К которым, ниспадая ярусами,
Яры, как ялы, шли под парусами;
Взывал протяжно ветер-муэдзин,
И месяц с постоянством часового
Светил в углу окошка ветрового.


            II

Похрустывал валежник под пятой
Охотника. Под хлопанье тетёрки
Сверкнул на мушке жёлтой запятой
Коварный дальний двадцатичетвёрки.
К шести утра зелёная шкала
Над зрением глумилась, как могла,
Высвечивая шифр для контрразведки.
Прерывистая линия разметки
Чеканила короткие тире.
Задумчиво, в прицеле филигранном,
Рулил Арбенин перед рир-экраном.
Его слепил прожектор на штыре,
И отражалась съёмочная группа
В зеркальном глянце газовского крупа.


            III

Тягуч и гладок пятистопный ямб,
Куда точнее паузный трёхдольник:
Старательно минуя соты ям
И стряхивая пепел в треугольник,
Арбенин возвращался в Городец –
Где клевер рдел, и розовый чабрец
Без спросу рос лесными колеями,
Где КрАЗы пробирались ковылями.
Сколь ни гремела б жесть, ни выли б ви-
Образные моторы – надо, Сева:
Там мается земля от недосева,
Как женщина страдает в нелюбви,
И с первою росой выходит донник…
Едва ли выразительнее дольник.


            IV

Отъятый от сосков и колосков
Родной земли, не рвущийся к истокам,
Арбенин огибал посконный Псков
Лесной дорогой, северо-востоком.
Он мчал туда, где древнерусский дух,
Как старый друг, который стоит двух,
Давно остыв к крестьянскому орудью,
Ходил в обнимку с обрусевшей чудью –
По пу́стыням, средь сотен городцов,
Зиявших, вместо пашен, пустырями,
Застроенных когда-то кустарями
На землях приснопамятных отцов,
На пастбищах, отбитых в рукопашных,
Но брошенных в попойках бесшабашных.


            V

Арбенин, впрочем, в кадре не один:
В густом амбре молдавского бальзама
Носитель политических седин
Поскрипывал деталями кожзама.
Окончивший когда-то Вхутемас,
Он дюжиной страдальческих гримас
Ответствовал мелькающим картинам,
Мешал Ессентуки с валокордином
И кутался отечески в кошму.
Се Афанасий Павлович Казарин –
Совхозный врач и хлебосольный барин –
Дорóгой из райцентра. Самому
Себе, с неискушенным променажем,
Он чеховским казался персонажем.


            VI

Ионычем. Заштатный диспансер
Он видел сценой Псковского театра,
И потеряла АН СССР
В его лице светилу-психиатра.
Весь род его дворянский перемёр.
Один малообщительный шофёр
Ему был денщиком и пациентом.
Он дал бы фору член-корреспондентам –
Надменным однокашникам своим,
Но тех не стало: мир учёный бренен.
Евгений Александрович Арбенин
Был редко, уникально раздвоим
На до и после. Забран на поруки
Казариным. И ценен для науки.


            VII

Ионыч мой, тщеславец и гордец,
Легко воображал себя в двуколке,
Катившей лихо в Нижний Городец.
Арбенин за рулём служебной Волги:
В полоске фар маячило сельцо,
А в зеркале – оплывшее лицо
Злосчастного арбенинского шефа.
Держали сосны свод лесного нефа,
Смыкаясь вереницей анфилад,
То расступаясь вширь, то нависая
Над трактом. Повсеместно голь босая
Размежевала Русь на новый лад:
У каждого села, со всякой пашни
Сияли лбами силосные башни.


            VIII

Их солнце раскаляло добела,
Но эту сталь не трогала усталость.
А прежде здесь редели купола,
И беспрестанно кладка осыпалась,
И дождь смывал настенное божьё.
Охотничье двуствольное ружьё
В подлеске отчеканило дуплетом.
Окрасились чернильным фиолетом
Над пашней кучевые облака.
Увидели внезапно двое в Волге
Распавшийся на острые осколки,
По воле неизвестного стрелка,
Безлесый холм, и выглядели глупо
Дублёр, помреж и съёмочная группа.


            IX

Инерция арбенинского сна
Несла его по льду, по первопутку,
С дороги под откос, и крутизна
Оврага поражала не на шутку.
Евгений просыпался каждый раз,
Когда на дне карьера старый КрАЗ,
Ревущий и буксующий враскачку,
Мял двадцатичетвёрку, точно пачку
Герцеговины. Не было уже
В кабине перепуганного шефа,
Лишь сосны, обомлев и обомшело,
Шеренгами ровнялись на кряже,
И самая высокая, при этом,
Под месяцем казалась минаретом.


            X

По высохшей весенней грязнотце,
Вдоль выкрашенных тынов деревушек
И парой улиц в Нижнем Городце
Немного разъезжало легковушек.
Одно авто осело в гараже
Подстанции – на самом рубеже
Семидесятых и восьмидесятых:
С разбитым ветровым, на скатах вмятых,
Укрытое попоной с глаз долой,
Как старая афганка паранджою.
В брезентовую брешь красуясь ржою,
Большой капот, что грузный аналой,
Подставленный под древние святыни,
Держал вязанки книг по медицине.


            XI

От паводков, мышей и просто так
Хранился хлам, без замысла и плана.
Он плавно вырастал в архипелаг,
Являясь продолжением чулана,
Когда боролись занятость и лень.
Знакомый геральдический олень
Поблек. Сообразуемый с патентом,
Он вытянулся в молнию под тентом,
Опутавшим помятые бока,
Бездушно искорёженные крылья.
На счастье, цеховая камарилья
О лайбе не пронюхала пока,
Не то уволокла б на барахолку
По винтикам арбенинскую Волгу –


            XII

Затворницу дворовых ретирад,
Приземистых, бесформенных строений.
Давным-давно из Пскова в Ленинград
По гололёду выкатил Евгений
На легковом авто, и с тем на ты,
Он, вырулив на свет из темноты,
Сподобился от смерти увернуться.
Со спущенных колёс большие блюдца
Посверкивали хромом под лучом,
Пробившимся сквозь пыль и паутину.
Здесь, превратив движение в рутину,
Служило время грозным палачом
И отравляло жизнь с энтузиазмом
Сплошным пенициллиновым миазмом.


            XIII

Остановилось время взаперти,
Встречая тлен, предчувствуя ненужность.
Воротина, застряв на полпути,
Прорезала глубокую окружность
Заклинившим в проушине штырем.
Ударило в лицо нашатырем.
Вошедший, в темноте ощупав кладку,
В патроне довернул сороковаттку,
И желтый свет, никчёмен и жесток,
Разлился ниц и вырисовал тени:
От Джомолунгмы в полиэтилене –
Через гряду, на северо-восток,
Где возвышалась пиком Коммунизма
Стеклянно-металлическая призма.


            XIV

Арбенин виден зрителю из-вне,
Сквозь сизый дым кладбищенской саку́ры –
В трапеции отверстия в стене
Отворенной им камеры-обскуры.
Тут фокус устремляется туда,
Где огибает улица Труда
Остаток форта (бывшая Стенная).
Там ПАЗ ползёт, чихая и стеная.
А вот и безупречный визави:
Решёткою блеснув широкорото,
Он показался из-за поворота –
Обыкновенный встречный грузовик
С прибитой к борту красно-чёрной лентой
И оттого весьма амбивалентный.


            XV

Рассыпалась на два десятка троп
И переулков главная аллея.
В смятении людском явился гроб,
Сатиновою крышкою алея.
Издалека казалось, что стократ
Он перечеркнут прутьями оград,
Потрескался за ветками акаций
И острыми углами декораций
Расколот, точно колокол псковской;
Была дорога лапником мощёна,
Старухи отрешенно и смущённо
Запели «со святыми упокой»;
Взревел гобой, и хлынуло, что пена,
Безумнейшее детище Шопена.


            XVI

Могильщики, по гвоздику в зубах
Зажав, стучали ловко молотками.
Весенний воздух ладаном запах,
И в лёгкие проскальзывал глотками,
Как водка через слипшийся кадык,
Когда её, паскудины, впритык,
И это всем понятно без прикидки.
Он обжигал больные щитовидки
И с воем прочь гортани вырывал –
Такая безнадёга, стень и злоба
На бога водворились подле гроба!
Помалу исчезал песчаный вал,
И рядом рос другой – овальной формы,
Пока не смолкли бубны, хор и горны.


            XVII

Закончив, отошли к грузовику.
Лишь добрый бог смотрел из стратосферы,
Как кроны лип кривились на веку –
Что вмерзшие во древо люциферы.
Те цепкими костяшками фаланг
Держали правый фланг и левый фланг
Внезапно опустевшей авансцены.
Оставив неприветливые стены,
Побрёл Арбенин, курсом на венки,
Под тучные кладбищенские сени…
Белогвардеец в каменном чекмене
Никчемные сжигал черновики…
Евгений вдруг, дойдя до середины,
Увидел черно-белый профиль Нины.


            XVIII

Туман, сгущаясь, начал багроветь,
Как та метель в болезни неуёмной.
Ступеней увлекала круговерть
К натопленной казаринской приёмной.
Два голоса за дверью и… портрет.
Припомнилось, как неуклюже пред
Казаринские очи из палаты
Он выполз, и больничные халаты
Мелькали, и высокие чепцы,
Бинты и марганцовые пижамы,
И капельницы цвета амальгамы,
И эти вездесущие спецы –
Кудлатые, лобастые верзилы;
И древние и новые могилы.


            XIX

Он, как юннат у птичьего гнезда,
Стоял, сражённый магией портрета:
Зима, шоссе, дурацкая езда,
Прикуриватель, третья сигарета,
И партия без права на ничью.
Руль вправо – по колючему сучью…
Потом воскрес последний вечер в Пскове
И летний месяц в Юрмале, и вскоре
Он, преодолевая наугад
Нависшие кошмарные надгробья,
Свихнувшийся от неправдоподобья,
Гонимый в спину пиками оград,
Бежал, трезвел от собственного спринта,
Выпутываясь прочь из лабиринта.


            XX

Ворвавшись в приснопамятный денник,
Испепеляя матерно кого-то,
Арбенин разметал вязанки книг,
Сорвав сукно с огромного капота,
И треснула попона пополам.
Напалмом пыль дымилась по полам,
Горя в лучах полуденного солнца.
Евгений, сдвинув лоскуты суконца,
Поддел солнцезащитный козырёк,
И карточка упала на сиденье.
Ну, здравствуй, Нина! В самое мгновенье,
Эфир прорезав вдоль и поперёк,
Раздался залп, и грохнуло в чулане
Святое бобби-хеббовское «Sunny».



(Окончание следует)




Александр Питиримов, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 1006 № 137086 от 22.09.2018

6 | 12 | 1172 | 04.05.2024. 10:42:33

Произведение оценили (+): ["Екатерина Камаева", "Сергей Буртяк", "Леонид Малкин", "Алексей Борычев", "Ольга Пахомова-Скрипалёва ", "О. Бедный-Горький"]

Произведение оценили (-): []


Ну и ну, Александр,
это называется "вырулили".
Это первое впечатление. Остальное, когда додумаю.
А.М.Сапир

Ася Михайловна, просто всё, что случается с Арбениным после аварии в первой главе, является плодом его бреда. Это будет понятно только в конце поэмы, до которого я когда-нибудь, быть может, доберусь. Вот и вся интрига) Благодарю за внимательное, кака всегда, прочтение.

Александр,
для меня главным героем Вашей поэмы является ЯЗЫК, который и есть самое интересное и важное.
Чтобы сегодня возродить поэму как жанр, нужен не только тот язык, который уже приспособлен для поэзии, нужен иной - и Вы его создаёте.
Композицию Бобби Хебба я услышала, впервые приехав в Нэшвилл (Теннесси) к сыну. Нэшвилл и близлежащий город Мэмфис, связанные с именем  Элвиса Пресли. Вообще, Нэшвилл - столица кантри-мюзик. Мой сын к моменту моего приезда уже привык к ней. Я же- нет. И сын убеждал меня вслушаться в иную культуру и найти её достоинства.
Так что его композиция, о которой Вы упомянули, для меня не чужая. А у Вас этот факт - знаковый. И таких "знаков" много.
Мне по душе та игра, которую Вы затеяли с читателем. Это как пробный шар - поймают или нет.  И Пушкин, создавая язык, необходимый для "Е.О.", играл с читателем.
Один момент отозвался во мне болезненно. Вы пишете, что церковки вдоль Великой исчезают,
заменённые прозаическими потребительскими силосными башнями. А какие были церковки - одна другой симпатичнее. Как они вписывались в ландшафт Великой!
Замечательно работает всё, что имеет отношение к рифме, в том числе внутренней, к ритму. 
Работают и рассуждения о ямбе и дольнике. А вот образец ритмики: "К истокам ... Посконный Псков... северо-востоком" И кажется, что это так легко...
"Газовский круп" - новообразование. Его ёмкость заменяет долгое описание, которое, будь оно в поэме, затормозило бы движение сюжета. Сюжет развёртывается, кажется, не по прихоти автора, а сам по себе. Если это и бред, то вполне упорядоченный и "читабельный"
Можно писать диссертацию о языке Вашей поэмы. 
С успехом Вас!
А.М.Сапир

Дорогая Ася Михайловна!

Благодарю Вас за развёрнутую рецензию на третью главу. Надеюсь вскоре закончить четвертую - заключительную и, конечно, не скрою, хотел бы получить Вашу рецензию на саму поэму в целом, а не поглавно, но это я забегаю вперёд.

«Круп» - известная, прошу прощения, часть корпуса лошади, и я рискнул применить этот термин к автомобилю марки ГАЗ, получился «газовский круп». Точнее, речь в этом отрывке идёт о Волге ГАЗ-24 - более новой, нежели та, на которой Арбенин отправился из Пскова в Ленинград в первой главе (ГАЗ-21), и которая в третьей главе обнаружилась в заброшенном и захламлённом гараже больничной подстанции где-то в глубине кладбища.

Скажу откровенно, церкви на Псковщине в наши дни по-прежнему радуют глаз. Время в поэме - 1970-е годы, а тогда картина повсеместно была несколько иной. Впрочем, как напоминание о былом, стоит - наверное ещё стоит - руинированная Воскресенская церковь в Ладино, что под пушкинским Новоржевом. Огромная красавица в совершеннейшем аварийном запустении. Ещё более разрушенная - в Феофиловой Пустыни Стругокрасненского района, в который я своевольно поместил вымышленный мною Нижний Городец. Недавно рядом с её остовом построили новую церковь, стилистически более «псковскую», нежели старая, потому что старая, хоть я и не специалист в архитектуре, имела, по всему судя, купол в виде ротонды, что характерно, наверное, для классицизма. Но получилось, как получилось, и новодел - он и в Африке новодел, подо что его ни стилизуй.

Надеюсь, скоро смогу показать финал. Большое спасибо.

Александр

Александр!
Буду ждать завершения поэмы.
Если к тому времени буду в силе, 
непременно отзовусь. 
А.М.Сапир.

Нет, не зря выбрали Вы, Александр, "монастырь провинциальной жизни". Служение языку сродни служению Слову!

Дорогой Семён, спасибо! От ритма «провинциальной жизни» иногда тоже хочется отдохнуть или хотя бы на время сменить его на другой - не скажу «не провинциальный» или «менее провинциальный», чтобы никого не обидеть 😀 Как и с мерного ямба тоже норовит иногда соскочить в сбоический дольник. Но как до первого, так и до второго пока не доходят руки…


Саша, потрясающая фантасмагорическая часть поэмы.
Это можно экранизировать. Ещё раз хочу подчеркнуть: увлекательный сюжет, безупречное стихосложение, чистейший русский язык...
А «Sunny» я люблю только в исполнении Бони М:)

Лёня, дорогой, спасибо за доброжелательный отзыв!
Посмотри в Ютубе - Санни есть ещё в исполнении Шер, Синатры, и в авторском исполнении Б.Хебба, само собой. У Бони М получилось зажигательное диско, согласен, я и сам люблю с детства. У других - по-другому 😀

- главное дело "валежник" в тему, впрочем "двое в Волге" тоже весьма патриотично… :о))) - кстати, о "Боре М." - что, и Моисеев тоже штоле?..

Бони М, само собой. Это Т9 гад. Из Бони М норовит всё время сделать Бани М - мужские, значит, бани 😂

- конечно же я понял и читаю эти саги с неизменным глубоким удовлетворением… :о)))