Владимир Ягличич. Сожженная земля

1

 

Головка детская в окошке,

измазан кашей рот, слюна

стекает в уголочках губ.

Смеркается. И во дворе

повыше ветви ищут куры

и перед сном пищат цыплята.

 

Дитя глядит на мир пред сном,

шумят деревья, как на взгорье,

пес на цепи тревожно бродит.

И капли первые дождя

бьют в землю, жаждущую влаги.

 

Отец створяет на веранде

Дверь. Ветер в свой черед - у хлева.

Замок бряцает, половицы

скрипят по швам, над пустотой.

Дитя глядит во все глаза.

Вихрь кружит, как над головою

ребенка - матери рука.

Она, прижав его к плечу,

к грудям тяжелым, укрывает

завесой от пришедшей бури,

относит в глубину жилища,

чтобы сказать ему слова,

в которых вся любовь, вся нежность -

единственные перед сном.

Так – минет ночь, чтоб день настал.

Ночь минет. И наступит день.

 

2

 

Край наш речка протекала;

говоря, она молчала,

как бахча, картофель, грядки, -

лежа в мертвенном порядке,

потаенный танец травный,

ставший шуму сердца равный.

 

Край наш речка протекала,

беспородна, без начала,

с именем - дождем раздольным,

ниточка в пособье школьном.

И летала над водицей,

не касаясь неба, птица.

 

У реки - в горе основа:

течь из глуби, из былого,

из леска, куда летами

мы ходили за дровами,

чтобы одолели зиму

отчий дом и наше имя.

 

Так течет, как в венах сок,

не своротишь этот ток,

восклицает, как живая,

к тучным нивам призывая,

миг - и скажет человечно,

как замыслила течь вечно.

 

По ночам с небес, из бездны,

засияет пылью звездной,

как боярышник искрится,

как веснушчатые лица,

и дрожит, дрожит в преддверье,

небом землю меря, меря.

 

Или вне себя от ливней

вырвется из спячки зимней,

и пойдет искать дворами

тайно жертву между нами,

с голода на крик сорвется;

знает, как смирить, лишь солнце.

 

Носит мосты и деревья,

заболотит путь в деревню,

но, как нрав струнится строгий,

летом освежает ноги,

а усталое теченье

кормит под землей коренья.

 

Так река в потоке смелом

стала духом, стала телом,

долго, долго среди нас

слышен этот мудрый глас,

истина ее простая:

оставаться, протекая.

 

3

 

Этой дорогой скитался сам Кралевич Марко

(когда выходил из пещеры, где мощь усыпил свою)

и сабли кривые ломал он, взмахнутые над мраком,

а я – в сенной повозке, ломающей колею.

 

И шли мы на кладби́ще , в радуницу и в именины,

клали еду под крестами, где буквы блестят, как слюда,

и возвращались бодрее, меньше голов кручинных,

и осознал я, что должен однажды вернуться сюда.

 

И спросил я у деда: дедушка, смерть - что это,

а он на меня с улыбкой, с презрением даже, машет,

и понял я, - это роща, где только чуть меньше света,

сад, в котором не видно в потемках яблоню нашу.

 

И праздновали мы Славу и свечи в дому зажигали,

и крестный день прославляли: мой и моей сестрицы, -

звезды в такие ночи лёгко колышутся в дали -

и каждая, как свеча, золотится.

 

А телевизор... все то же: стрельба, и кровь, и горе,

одна и та же программа в годичной круговерти,

молчат родные, будто они меж собою в ссоре,

и я узнал, - есть нечто, что страшнее смерти.

 

4

 

Лауреата читал я: книга - блестящий глянец.

Лондон… и бла-бла-бла… прекрасная пора.

Выглядывает из хлева в окошко блаженный агнец.

Льет, будто из ведра.

 

Лондон прекрасен. А здесь - храм ни один не сберечь.

Здесь трупы находят во рвах, где придорожные ели.

Исхода нашего путь, следы давно побелели.

И воздух вскоре забудет сербскую речь.

 

Кассетная: пламя извне, яд изнутри палит.

Стискивает обруч стощупальцевый гад.

Тщетно на поле сраженья поет для погибших солдат

сошедший с ума митрополит.

 

5

 

Нам, поднятым во мгле,

с тяжестью в ногах

к северной земле

спешить впотьмах.

 

Жизнь донести до колодца,

до следующей границы,

пока мы стираем след,

не зная, заметит ли враг.

 

Дома остался дед, -

заставили нас проститься.

Когда смерть придет к нему, так

молюсь Тебе, Боже благ, -

пусть он от неё отмахнется.

 

6

 

Снова родное – бросово.
Век нас проклял во многом:
прощай, сербское Косово,
может навечно… С Богом!

 

Мостки у пруда, дощаты,

волны под детской ногою…

Древние земли, прощайте;

детство – прощаюсь с тобою.

 

Дед здесь арбузы с усердием

садил, одолев усталость…

С Богом, старая Сербия,

Ты без сербов осталась!

 

7

 

Устье ли то иль память,

чтоб досказать мне слово?

Вновь налетает замять,

и я прощаюсь снова.

 

Заснеженные пейзажи,

долы, где свет таится,

стоите ли вы на страже,

невидимые границы?

 

Надворья, какие сияли

на восходе цветами,

с нами уходят в дали,

за́литые слезами.

 

Этой земли было мало,

вместе с которой росли мы,

когда пепелищем стало -

что здесь было любимо.

 

Горели до́мы, заплоты,

хлевы, лужайки, приделы,

воздух, черный и плотный,

речка наша горела.

 

В этой дымной завесе

ночь приняла нас небранной:

узкой дорогой средь леса

на тракторах под охраной.

 

Окошками в мир старинный

(где к пиру смерть приступила)

остались нам домовины,

отцов и дедов могилы.

 

Верх одержало злодейство,

нечистый - чистою мощью;

бедное мое детство -

одной состарилось ночью.

 

8

 

Армия уходит, оставляя

люд от мала до велика.

Глумится дорога глухая:

ни упрека, ни крика

(кровь из носа течет,

словно души - исход).

Аплодисменты. Куда?

Стягивается, как узда,

дорога – загонщиков стая.

Но кто это вышел на площадь?

У них стоит еще дом.

От аплодисментов им проще?

А мы беспутьем идем.

Словно замка бряцанье:

в смерть, под рукоплесканья.

 

И это всё. Батареи

и танки - прочь быстрее.

С ракией, чтоб успокоиться

(душа от неё рыдает), -

солдат, один, у околицы

лицо ладонью скрывает.

 

А мы – с войском. Моя голова

из-под ковра видна:

в прицепе – дом теперь мой.

Ужас… ширится ужас… одна

дорога, не будет иной.

Древние бережет права

только иконки покой,

завернутой в одеяло.

Но сердце – зябнет, устало.

 

9

 

В оттиск пальца ныне

выбор мой вместили.

Очередь, рутина,

список: или-или.

 

Ныне я отмечен

в хоре лет былинных.

Я – фигура речи

министра-кретина.

 

В братстве с тенью тесной

и одно с половой,

я – в пяте железной,

лоб – в печатке новой.

 

Одному, без Бога мне

(как траве под камнем)

ко злорадству погани

быть сектанту равным.

 

Если кому не достало -

пусть вестей не ищет.

Этот мир немалый -

временное жилище.

 

Чтобы цвело высо́ко

то, что ныне в упадке,

расти из меня, осока,

в дедовские левадки.

 

Затяни нам раны

вешнею росою,

двинь на подвиг ратный:

дома быть собою,

жить своей землею.

Спаљена земља

 

1

 

Главица дечја на прозору,

мусава, дечја. Течна слина

цурка низ бразде две, над усном.

Још мало, сутон. У дворишту

живина тражи више притке

и раколе пред сан пилићи.

 

Дете сад гледа свет пред сан,

дрвеће шуми горовито,

пас је на ланцу нервозан.

И прве капи пред олују

падају на тле, жедно воде.

 

Отац затвара на веранди

врата. И ветар, на појати.

Крца катанац, даске шкрипе

по шавовима, над празнином.

Дете рогачи очи. Стубок

витла над сваком летвом с плота

ко над главицом рука мајке:

Подиже дете, преко груди

и под гузу га ухвативши,

затим завесом свет заклања

и односи га у мир кућни

прислоњеног уз тешке дојке

да матерње му каже речи,

најбираније, најнежније,

јединих речи звук пред сан.

Тако ноћ прође, да је дан.

Проћи ће ноћ. И биће дан.

 

2

 

Кроз наш крај је рекла текла,

све говори ништа рекла,

тако бостан, тако вреже,

кромпири што мртви леже,

трава кад се тајно врцка,

шум њен пренет у шум срца.

 

Кроз наш крај је река текла

без почетка, без порекла,

са именом пуним капи -

плава нит на школској мапи.

Текла река, над њом тица

крилом небо не дотица.

 

Текла река из планине,

из дубине, из давнине,

из шумице где смо лети

секли дрва за понети,

да презиме дуге зиме

наша кућа, наше име.

 

Тече ко у жили сок,

не можеш да вратиш ток,

кличе као да је жива

преко црних плодних њива,

све се чини сад ће рећи

зашто мисли довек тећи.

 

Ноћу с неба, са бездана,

допуни се, сва, звездама,

ко шумарак глогињама,

као лице богињама,

и трепери, и трепери,

небом земљу мери, мери.

 

Наљућена, каткад, кишом

из корита крене кришом,

преко баште, у двориште:

ко да људску жртву иште,

ван себе се гладно шири.

Зна тек сунце да је смири.

 

Дуго, даске, дебла, ваља,

мост однесе и газ каља,

али лети, кад се сузи,

за брчкање ногу служи,

док под земљом ток јој сморен

храни, храни, корен, корен.

 

Текла река тока строга,

поста рука, поста нога,

дуго, дуго, усред нас

слушамо њен мудри глас:

закон други не познаје

и пролази и остаје.

 

3

 

Стазама овим скитао је сам Краљевићу Марко

(кад пусте га из пећине где је уснуо, љут);

и ломи криве сабље узвитлане над мраком,

док љушках се на сену - кад кола ломе пут.

 

И ишли смо на гробље, за михољдан и славе,

остављали понуда на крстачама златним,

враћали се орнији, мање погнуте главе -

и тад научих да ћу, једном, ту, да се вратим.

 

И питао сам деду, деда шта је то смрт,

а деда, уз осмех, руком, скоро презриво, маше -

и схватих - то је само мало тамнији врт

где у мраку не видиш јабуку, попут наше.

 

И славили смо славе, палили свеће, да паке,

и рођендане славили, моје и моје сестрице.

Звезде су таквих ноћи, златне, мрешне и лаке,

одиста небеснице.

 

А телевизор, исто: пуцњи, у крви људи,

и исти програм, дуго, месецима се врти:

заћуте укућани, као да нам се суди,

и ја разумех: има и страшније од смрти.

 

4

 

Ја сам читао књигу. Књига, од нобеловца.

„Лондон је тако леп. Бла, бла...“

Из обора у прозор гледа блажена овца.

Лије. Као из кабла.

 

Лондон је леп. А овде - цркве спаљене већ.

Овде налазе лешеве крај путева, у влази.

Нашим су одласцима забеласали трази.

И ваздух неће чути, ускоро, српску реч.

 

Касетна: споља огањ, изнутра канцер пржи.

Пипцима обруч стеже сторуки морски полип.

Залуд по ратиштима опела држи

распамећени митрополит.

 

5

 

Преко ноћи пренулим,

дотежа нам тег.

Сутрадан смо кренули

на север, у збег.

 

Ваља живот изнети

до следеће постаје,

замећући људски траг

случајношћу пуком.

 

Деду нећу видети,

он у кући остаје.

Кад му дође смрт на праг -

молим ти се, Боже драг -

нек одмахне руком.

 

6

 

У сеобе поново,

ко да век нас прокле:

збогом, српско Косово,

збогом, ко зна докле.

 

Ту где вир је прско

мојом дечјом ногом,

збогом, старо српско,

и детињство, збогом.

 

Где се деда грбио

да засади бостан,

збогом, стара Србијо,

што без Срба оста.

 

7

 

Увир ли је спомен ли

да се кажа домашта?

Просипа се по мени,

као да се опрашта.

 

Ушушкани предели,

уздрхтале равнице,

остављени, вреде ли

невидљиве границе?

 

Двориште је цветало

зумбулима, ружама,

и са нама кретало

заливено сузама

 

Ово земље мало је

што је с нама израсло

кад у огањ стало је

све што икад имасмо.

 

Гори кућа, стаја, стрн,

ка баштици пречица,

гори ваздух, густ и црн,

гори наша речица.

 

Задимљени застори,

ноћ нас је окумила:

конвоји и трактори

по узаним друмима.

 

Као у свет прозори

(где смрт пир је почела),

остали су гробови

дедова и очева.

 

Обузело нечисто,

да искаже чисту моћ,

јадно моје детињство,

старило за једну ноћ.

 

8

 

Повлачи се војска наша

и оставља нејач.

Путем, дрско, опонаша

не-очај и не-плач

(то мало поноса

са душом из носа).

Аплаузи, успут. Куда?

Док за нама друм врлуда,

невидљиви терач.

Ко то тргом тапше?

Ко још има кућу.

(Да му буде лакше.

А ми - по беспућу.)

Крца, ко калауз:

у смрт, уз аплауз.

 

Тенкови и шклопоције,

бежанија. И то ти је.

Уз ракију заборавку

(душа му је плакала) -

војник, сам, у јарку,

крије главу шакама.

 

Ми, уз војску. Моја глава

под ћилимом вири:

дом сред приколице.

Друме страва шири.

Свуд се шири страва.

Чува древна права

тек мир иконице,

смотане у ћебе.

Али срце - зебе.

 

9

 

Сад сам у отиску

прста: да ме сведу.

Воде ме на списку

и стојим у реду.

 

Сад сам глас у хору

несталих времена.

Сад сам у говору

министра кретена.

 

Сад, брат сам са сеном,

изједначен с плевом,

у пети гвозденој,

жигу Радојевом.

 

Препуштен, без Бога ми

(под бетоном трава) -

злурадости погани

и секташких права.

 

Ком ли сам недостао,

онда ко извештај.

Свет је овај постао

привремени смештај.

 

Да дозовеш румен и

срушиш тог што издаде,

расти, траво, у мени,

у предачке ливаде.

 

Стазицама родним

обрасти наш слом

за најтежи подвиг:

ући у свој дом,

бити свој на свом.

 

1999.

Александр Скрябин, поэтический перевод, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 771 № 116893 от 21.12.2015

2 | 4 | 1634 | 26.04.2024. 06:06:14

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман", "Сергей Шестаков"]

Произведение оценили (-): []