Дата: 20-05-2023 | 00:29:57
Ю. Лавут-Хуторянский
КОНЕЦ РИФМОВАННОЙ ПОЭЗИИ
Век первый
Русская рифмованная Поэзия завершает свой путь!
Что-о??! - хочется завопить в ответ себе самому - неужели может вот так, в испуганной тишине, нелепо истончающимся образом окончиться двухсотлетний путь, который русская Поэзия - вот такая, с большой буквы - прокладывала через кровавые бесчинства двух столетий с неколебимой верой во всевышнее благоволение?.. И как это вообще может быть в России с её стихотворными традициями и поэтическим наследием, где и сегодня чуть не миллион (!) человек разместили свои рифмованные строки на поэтических сайтах?..
Рождение Поэзии поразило старо-родящую матушку Русь не только умилительной складностью, но ещё и неотъемлемым детским правом свободно голосить о своём на весь белый свет. Когда же дошло до Пушкинского таланта, ума и гениальной лёгкости, то для говорящей на французском аристократии открылась вдруг неожиданная, как удар любящей руки, красота русского стиха. Отсвет этой красоты ложился теперь на всё, о чём годами пел неуёмный пиит.
Ах! - взглянув на себя с обычной опаской, сказала женственная русская идентичность - ах! вот она, оказывается, я какая! В языке-то, в самом что ни есть во мне русском, оказывается сокрыта была Красота, которая взяла вдруг, да и проявилась в поэзии!
Вот что, вот какое осознание себя, помимо самой Поэзии, подарил Александр Сергеевич Пушкин своей стране.
Эта крылатая гармония свидетельствовала о принадлежности к чему-то иному, не земному, узаконивала право поэта "никому отчета не давать, себе лишь самому служить и угождать; для власти, для ливреи не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи!" То есть, в строго пирамидально устроенной стране, где даже религия - это отделка властной пирамиды - возникла некая новая ценность и даже какой-то новый поэтический мир, отдельный от имперского, который включал до этого в себя всех и всё, от морей и глинозёма до постели и исповеди. Некий Сфинкс встал на независимом расстоянии от огромной имперской пирамиды (воздадим этой северо-африканской образной системой благодарную дань происхождению национального гения, тем более уместную, что по каким-то мистическим причинам именно в это время в столице ортодоксального восточного христианства, на главной набережной, у французов опять же перекупленные, стали появляться нагло языческие, египетские Сфинксы, а потом ещё и греческие, и прочие).
Так в стране православного рабовладения, где попы взамен просвещения и толкования Заповедей сотни лет рассказывают народу подлую властную сказку, где убийцы, насильники, развратники - это помазанники Божии на самодержавном троне или диктаторы-людоеды с самодельной печатью на лбу - появилось нечто отдельное от крепостной веры и крепостной справедливости. Такая, отдельная от всего привычного, Поэзия, не могла быть истолкована просто отдельным вкусным блюдом для какого-то отдельного народного пищеварения. Она была или явным признаком Истины, или частью Истины, или даже самой Истиной (и сегодня, когда вопрос с Истиной закрыт, нет ничего другого, что на Руси прошло испытание временем, человечностью и историей. Любить отечество - а какое из них? Любить Христа и десять заповедей? - не получается. Верить теориям? верить в народ? властям? личностям? Пробовали - результат ужасный. А Поэзия как была чудом, так и осталась).
Сейчас, с нашего расстояния, хорошо видна фальшь сладенькой троицы 19 века - "православие, самодержавие, народность", где православие не смогло утвердить даже свои основы, свой моральный кодекс, а самодержавие опозорилось, на штыках таща в будущее ордынский способ правления, не говоря уже про народность - заскорузлое знамя отсталости.
Крупный рельеф России 19-того столетия: Пирамида Империи, пластом раскинувшийся от подножия и до горизонта Народ, и порхающая Поэзия, слетевшая с небес. Если же обернуться на до стихотворную, до Пушкинскую Русь, на тогдашних "хозяев земли русской" и пыточных её подвалов, диких Петров, Фёдоров, Екатерин и Павлов - персонажей жутковатого моралитэ, напяливших кровавые кафтаны только для того, чтобы тут же, на имперской сцене, тяжело грешить перед богом, отечеством и будущими зрителями - вот тогда яснее видишь как поменялась историческая картина в 19-ом столетии! Отчего же? Может, после победы над Наполеоном, народ был вознаграждён отменой крепостного права и "загулял на просторе"? Может, последующие Романовы не затевали более позорных и кровавых войн? Может, прочли заповеди и после "властителя слабого и лукавого" последыши были почестнее, а попы перестали служить тайной канцелярии, и дворяне, включая любимых поэтов, торговцами людьми? Увы-увы. Однако, с восходом Солнца поэзии над русским плоскогорьем, бытом, историей и языком, картина меняется чрезвычайно. Самодовольные Александры и Николаи, рабская русская деревня, казни и войны - всё осталось так же кроваво, аморально и лживо религиозно, по-прежнему человеческое искажено кривыми азиатскими мозгами - и всё равно картина 19 века иная: освещена если не прямыми лучами, то по крайней мере пятнами света. А почему так? Откуда эта подсветка? Неужели наличие национальной поэзии может так повлиять на наше восприятие исторических событий?
А что перешло к нам, современным людям, от древних египтян, библейских евреев, безжалостных римлян и манерных Людовиков? От наглого идиотизма царей и страданий плебса? От бессовестных патриархов и кровавых реформаторов? Сомнительные Религии и несомненная Красота.
Поэзия через русский язык повлияла на народное развитие больше, чем герои и мучители, потом паровоз и кинематограф, сегодня - соцсети, а завтра - ИИ.
Русскому языку повезло с победившими тяжеловесность силлабического стихосложения французскими формами.
С быстрым наполнением пустого воздуха надутой империи порхающими рифмованными существами.
С поэтической бурей, устроенной перво-поэтом, с его неуёмным африканским темпераментом, с природной мягкой податливостью русского языка, страстно впитавшего художественность новой Поэзии, с гибкостью, позволившей легко научиться танцевать в двух- и трёх-стопном ритме.
Поэтическая пыльца, свободно разлетевшаяся в воздушном пространстве русского языка, влияющая, казалось бы, только на минутное настроение, на самом деле поменяла воздух, атмосферу страны, оказавшись устойчивее, любвеобильнее и утешительнее чем религия, образование и всякого рода патриотизм.
Отступление.
Эта парочка - Ритм и Рифма - не так просты, как кажется. Ритм сам собой, помимо твоей воли, берёт за руку, ведёт, ожидая вместе с тобой рифму, а она, являясь поворотным событием в конце строки, забирает остаток внимания и обещает следующую, потом следующую, запуская круговое движение, подобное красному танцу на картине Матисса. Казалось бы, самодостаточному и оторванному от реальности. Но у вовлечённого в этот круг читателя остаётся эмоциональный итог: стихотворение, ложась световым пятном на нынешнюю убегающую минуту, ещё и посылает через тебя свой отсвет в будущее. Не то чтоб уносит на крыльях поэзии в светлый мир добра и любви, но всё же, даже если заражает печалью, окрашивает перспективу, обещая там, помимо миски с кашей, лучших и более счастливых нас. От такого удивительного свойства, внимательная ко всякой самостоятельности Империя, хочет пропагандистской верноподданнической пользы. Хотя, конечно, ей это даётся не просто, одно дело - радость стиха, напоившая воздух этой минуты, и другое, совсем другое дело растворить Поэзию в атмосфере целой страны, добавляя и помешивая летучий и мало управляемый поэтический состав бдительной властной поварёшкой. Но худо-бедно Империи справляются с этой общенациональной задачей - и живительным воздухом радостно дышат и бодрятся мирные стада.
"О гений сладостный земли моей родной!" - сказал о русской поэзии Вл.Соловьёв. А мы, собственно, и сами чувствовали, что тут что-то есть неземное. Ещё В.Тредиаковский призывал: Поспешай к нам, Аполлин, поспешай как можно: будет любо самому жить у нас не ложно! В.Жуковский: "Чудесный дар богов!", "Религии сестра земная!" А.Пушкин: "святая лира", "божественный глагол". "Она с небес слетает к нам - небесная, к земным сынам" - сказал немного пышно Ф.Тютчев. И даже вот это, через сто лет и, казалось бы, про совсем земное, В. Маяковского:
"Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!"
Век второй
И снова: что общего в голове, душе и сердце у сменяющих друг друга поколений образованных российских людей? У беззаботного дворянства первой половины 19 века и у сменившей его новой разночинной читающей поросли, потом у следующей, уничтожившей в начале 20-го прежнюю жизнь и прежнюю элиту? И дальше, у следующей, советской, прошедшей через семьдесят лет войн и террора, затем у раздутого слоя интеллигенции времен бандитского капитализма, и у нынешней времён интернета и озлобленного патриотического дурмана? Что передавалось от одного русского поколения к другому русскому поколению? Не будем повторять глупые штампы про усвоенный на генном уровне страх перед властью или уникальную всемирную русскую душу, ни про рабство, вошедшее в натуру, ни про ностальгическую любовь к родине и холопское равнодушие в сердцах. Но ведь не передавались ни культура, ни вера, ни знания, ни свободолюбие или просто правила поведения, доброта, вежливость и земные идеалы труда и ученья. Вспомнив кулика и его болото, промолчим про чудесные бескрайние поля, леса и нивы. Так неужели ничего? Нет, с рождения к нам из песенок, сказок, из книжек, из языка сами залетают в голову липучие рифмованные строки, может быть целые стихи или даже поэмы, но уж точно хотя бы их обрывки или песни. Скажи кому-нибудь россиянину: "ты жива ещё...", и он продолжит: "моя старушка", скажи "мой дядя" - и услышишь "самых честных правил", "белеет" у нас - "парус одинокий в тумане моря голубом" и так далее. Невольно и незаметно, невидимые как воздух, как пыльца, которую вдыхают не замечая, наследуются строки русской поэзии, если и не любовь к ним, то ощущение принадлежности. Наверное, достаточно было бы напомнить о словах И. Тургенева (которые тоже типа стихи в прозе), что во дни тягостных раздумий о судьбах родины опорой остаётся только великий и могучий русский язык, без которого невозможно было бы не впасть в отчаяние. Язык - вот опора! Не вера, не правда, не патриотизм - Язык! Язык - это уже половина родины. А ведь Поэзия - душа языка. У тебя, сначала маленького, а потом и большого, просто нет выбора, ты обречен любить и помнить рифмованное, складное и высокое, хранить это в себе. Людям на плацу кажется, что этого не достаточно для настоящего строевого патриотизма, что для чёткого ритма нужно всех обуть в сапоги, а рифмы взять из воинского Устава, но даже эти парни знают, что где-то Кот Учёный ходит по золотой цепи и рассказывает нам сказки, и что именно там, а не в казарме, русский дух и русью пахнет.
В космической пустоте, где одна пылинка на кубический километр пространства и только невидимые нити притяжения пронизывают бесконечность, парочка случайно слипшихся пылинок может дать начало новой галактике. Поэтическая пыльца - это те первые художественные пылинки, вокруг которых начала когда-то образовываться русская культурная галактика.
А ведь ничто так не способствует распространению Поэзии как Империя. Их интересы совпадают. Если находится алмаз, - считают диктаторы, - нужно его так отшлифовать, чтоб светил с увенчанной короной головы. Чтоб воздух, сияющий эмоцией и приподнятым тоном, был поддержкой имперскому пафосу: "Мы, божьей милостью!"... "Светоч нашей жизни, солнце поколений!"... "Отец народов!"... "Весь мир насилья мы разрушим!"...
У поэта нет выбора, особенно когда он пытается сам управляться с поварёшкой. Но не зря им же было сказано: "ты царь, живи один"! - от этого никуда не денешься (и он жизнью и смертью доказал это), одиночество неизбежно в его порхающем деле: пирамида и "бессмысленный народ" у подножия - тут ему не из чего выбирать, особенно когда пьянящая поэтическая пыльца, запоминающаяся как запах, как музыка, освещает и освящает не хуже попов серую и вполне свирепую тоталитарную русскую реальность.
И вот что ещё, купаясь в обществе, логично сказал нам Александр Сергеевич:
Да будет проклят Правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
И это ведь сказано не ради Наполеона и не ради красного словца, это Кредо, сказанное со всей серьёзностью и со всей страстью. Кредо нарушевшего заповедь, сказанное в выбранной им, проигрышной ситуации. В сыровато-ленивом воздухе империи такие энергичные, наполненные поэтическим тестостероном строки, легко проникают и покоряют сыровато-ленивую славянскую натуру, заставляя её восхититься и полюбить красоту слова и мысли.
Одно но: в поэзии противостояния Правды и Обмана не существует. Реальное такое противостояние мгновенно выбивает стих из поэтической зоны. Ни в этом стихотворении, ни во всех стихотворениях всех поэтов Правды нет, её там просто не может быть при том способе, каким появляется в этом мире поэзия. Поэзия - это не про правду. И не то чтоб стихи "должны быть глуповаты", нет, они вообще не могут претендовать на истину. Любовь, восхищение и красота могут возникать, сказка возникает обязательно, а вот Истина не может. Да и возвышает нас не обман, а Красота. Истина же - дело десятое, где она в нашем имперском театре, мы плохо представляем: в балетных костюмерных она может быть прячется? или в подвалах у чекистов? или на спец-научных полках? Зато всему остальному в имперском рельефе находится место: тут и Аполлон в своей стихии, и фанатичный Монах на месте, тут рядом Герой и Тиран, и истину от лжи не сможет отличить не только многосмысленная имперская церковь, но даже могучий искусственный интеллект. В таком хаосе нельзя не искать плодов от Древа познания добра и зла, на что с горячим сердцем и подряжается самоуверенно Поэзия. Ритм с Рифмой бегают, как заведённые, по имперским кущам - невинно наивные не только до кровавого большевистского откровения, но и после. Правдоподобие! - на большее нельзя рассчитывать. Это вечно живой рецепт нашего великого поэта, которого самого свели с ума и погубили в результате "правдоподобие" и его "возвышающий обман" .
Во втором веке прекрасные стихотворные строки в школьных учебниках и газетах, громкоговорители на столбах и в квартирах, смогли добиться максимума обманной сказочности. Рабы живы сказкой, живут в злой, верят в добрую, считая и ту, и другую реальностью. "Там, за горами горя - солнечный край непочатый!"
Но если бы не художественные невольники империи - советские поэты - каким бы беспросветно-печальным глазом мы смотрели на страсти безумного 20 века, который прошёл, но так и не стал "милым", несмотря на обещание А.Пушкина.
На желание "глаголом жечь сердца людей", требование "чтоб к штыку приравняли перо" и быть "больше, чем поэт", то есть прямо "избранником неба и глашатаем истин вековых", впечатлённые людские сердца тоже хотят, чтобы их жгли глаголом и пронзали мир "новым звоном", наполняя его поэзией и мечтой. Но, слава богу, второй век закончен.
"Есть Путин - есть Россия!"... - сегодняшний мем из той же античеловеческой серии, но разве есть сегодня в российском воздухе волшебная и праздничная пыльца поэзии, чтоб поддержать эту сказку?
Серебряный век - тридцать лет нового расцвета русского поэтизма и новый взрыв творческой свободы, разметавший красоту во все стороны от реального мира. Серебряный век начал второй, и последний, век рифмованной русской поэзии, дотянувшись своим всклокоченным вдохновением почти до самого его конца.
Верлибр
Свободный ландшафт демократии после богатой страстями диктатуры почти как пустыня для поэта. А пустыня требует воздержания и философского осмысления. Когда империя рушится и волнами накатывает реальность, свобода, конкуренция, права человека, рынок, достоинство, честный суд, собственность, деньги и прочее - атмосфера медленно остывает и сказка отступает (естественно, речь здесь не про нынешнее властное убожество). Места дурманящей красоте не остаётся, рифмованная поэзия уступает место осмыслению, точности, верлибру и свободному стиху. Рифмованная поэзия самой своей манящей и завлекающей сутью начинает вызывать отторжение. Российская империя, распадающаяся позже прочих больших империй, только начала переход к разумному, точному и афористичному верлибру.
И. А. Бродский воплощает собой этот переход.
Помяв цветы необычайной красоты, И. А. Бродский провёл русскую поэзию по нейтральной полосе, где рифма уже трудноуловима, анжамбеманы нагружают внимание и если и создают флёр, то не обманывают и не заманивают - и вывел на границу, за которой только смысловые мемы и строки верлибра.
"Полно петь о любви,
пой об осени, старое горло!
Лишь она свой шатер распростерла
над тобою, струя
ледяные свои
бороздящие суглинок сверла,
пой же их и криви
лысым теменем их острия;
налетай и трави
свою дичь, оголтелая свора!
Я добыча твоя".
Ёлка русской поэзии наряжена. Укреплена на кресте прозы. Вверху звезда и лёгкие, блестящие игрушки Пушкина, затем обильная и разнообразная середина - и внизу большие тяжёлые шары Бродского. Укрыта серебряным дождём. Ждём серьёзного старика в бороде и с мешком Верлибра...
Юрий Лавут-Хуторянский, 2023
Сертификат Поэзия.ру: серия 1528 № 175053 от 20.05.2023
-2 | 0 | 301 | 02.05.2024. 09:42:01
Произведение оценили (+): []
Произведение оценили (-): ["Сергей Ткаченко (Amis)", "Борис Лазарев"]
Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.
Телефон техподдержки для авторов сайта
Сopyright © 2001 - 2024
Поэзия.ру. Все права защищены. В сети с 2001 года.
Права на опубликованные на сайте произведения принадлежат их авторам.
В оформлении использованы портреты работы Ю.Анненкова:
Б.Пастернак, А.Ахматова, В.Ходасевич, Г.Иванов
83746
141806
826
