так… нижется книжица

                    Чёрная скрипка с белым смычком
                    в зябких руках ноября…



                    1

Дороги змеиная воля
стезёй, по оврагу витой,
меня привела на приволье,
пленённое дня добротой.

Наивней,
печальней,
волшебней,
напевней
холмистая даль.

Осенние птицы…
За песней –
высокого неба хрусталь.

Я строил воздушные замки,
глядел, как летят журавли,
как вывернул плуг до изнанки
пласты хлебородной земли,
как озимь зелёная всходит,
чтоб осень дополнить весной…
Как солнце по сжатому полю
проходит с косой золотой.

Вернулся.
Огни на дороге…
Автобусный рейс –
мир иной.
Иона в китовой утробе
проплыл
где-то рядом со мной.

Душа моя жаждет огранки
и рая
в туманной дали…

И мысли
(не мысли – подранки)
всё в небо глядели с земли…


                    2

Весёлые стрижи
летят передо мною –
вдоль самой кромки ржи,
над тропкой луговою,

над пажитью скользят
и медленной рекою –
предвестники дождя
и грустного покоя…


                    3

Забитые окна, а двери
болтаются – ветром раскрыты.
Вдвойне в землю избы осели:
кипреем, пустырником скрыты.
Деревня заброшена. Ягод
на всякую птицу хватает.
Пой!..
Солнце безоблачный запад
крылом золотым обметает.
Оттуда дождями не пахнет.
Пахнуло полынной печалью.
Ракиты прозрачны, день гаснет,
любуясь желтеющей далью…


                    4

Лесное озеро дремоты
заворожило тропки бег,
в кольцо замкнуло круг охоты:
как в путах, бродит человек.

Дрожит осинки отраженье
в воде… В чешуйчатость листвы –
зеркал лесных воображенье! –
добавлен отсвет синевы.

Кривых ветвей плавней движенья…
И – с поцелуем рыбьих губ –
круг обретает, вне сомненья,
черты лица и нежность рук.

Вот так и жить – в уютной тине:
воздушный пузырёк ловить…
Нанижешь бусы – и ундине
с восторгом трепетным дарить…


                    5

С жёстким привкусом водица,
с мутью, поднятой со дна…
Мёртвой рыбой серебрится
искривлённая луна.

Перепуганная птица
мечется в густых ветвях…
Как во сне, сова кружится,
наводя невольный страх.

Ночь дрожит, страшит, неволит,
шлёт гонцов во все концы…
А глаза невольно колют
звёзд гвоздочки, тьмы рубцы.

Там, в заоблачных пространствах,
за чредой бегущих туч,
есть намёк на постоянство,
но и он – зловещ, гнетущ…

Мёртвой рыбой серебрится
искривлённая луна.
С жёстким привкусом водица,
с мутью, поднятой со дна.

Нипочём не догадаться,
как свой страх заговорить:
дня ли робко дожидаться
или
мутного испить?..


                    6

Дымный воздух, прогорклый и тёплый…
И – как тающий отсвет огня.
И прозрачны и призрачны охры,
осветлённые бледностью дня.

День… Но небо, легко зеленея,
в вечер медленно сходит.
                                            Луна
(отчуждённая, полная) зреет,
в глубине его еле видна…

Сердце жадно вдыхает отраву –
колдовство вековечного сна.
Облаков наползающих лава,
бессердечная, так холодна…

Ветер с лёту – со всеми в раздоре –
скинул шапку с моей головы.

Только бабочка крыльями спорит
с монотонной державой травы…


                    7

Лети,
беспечный мотылёк,
лети!..
Печально
поздней осени приволье…
Пересеки распаханное поле,
увидишь город.
Там, на перекрёстках
(в киосках),
есть всегда
цветы…


                    8

Белая лодка ладони твоей…
Озера влагой омытая, хладная…
Тихо играет с листвою, что к ней
сонно слетает, прощально нарядная.

Здесь, над пушицей (травой снеговой),
птичье приволье.
Сестрицы пернатые
крошат калины кровавую соль
детскую лепту на ризы богатые…

Книги наивный, смиренный двойник,
в свете осеннем дрожа, осиянная,
бабочка крылья раскрыла на миг,
будто прощанья
улыбка нежданная!


                    9

Закатом залитый Форос…
Прозрачный вечер, жизнью полный.
Чуть пахнут горькой солью звёзд
ультрамариновые волны…

Белеет парус… Вот уж нет! –
он розовеет, багровеет…
Стыдливых красок меркнет свет…
О, ночь природы волн сильнее!

Они, незримые, шумят,
с беспечной магией прибоя
знакомя слух,
но лишь темнят,
хоть говорят
без перебоя…


                    10

Растаял силуэт песочного дворца.
Волнуют волны мраморность заката…
Горы теплолюбивой нагота,
раскинувшей на мили телеса…
И с вечностью она запанибрата!
А дети-валуны лежат в кустах
и входят в море группами захвата.
Но море не сдаётся просто так
(особенно – в таких, как здесь, местах),
круша волной песчаник ноздреватый…

Улыбки вольной птичий парафраз…

Для пляжа даже став аляповата,
взмывает чайка, изменив окрас,
наглея, розовея на глазах…
Ещё чуть-чуть – созреет для плаката:
“Сгорая, мир спасает красота!”.

Вдали погас последний луч заката,
впадая в элегический экстаз…
Но свет ещё играет на крестах
антенн – как бы назвать его? –
фрегата!..


                    11

Офонарелая листва,
легко насвистывая вальс,

кружит,
разбившись вмиг на пары…

Офонарённые бульвары
в сиреневый впадают транс.

Скрипит трамвай, как дилижанс,
как Брамс, играющий “блямс, блямс!..”

А звёзды – ломберный пасьянс,
раскиданный на тротуары,

где между лужиц
дворник шалый

разучивает
реверанс…


                    12

                    Небо – колокол,
                    Месяц – язык…
                           (С.Есенин)

Тихо. Колокол спрятал язык.
Всё тускнеет: и берег, и море…
Позолота пустых колоколен,
и – кресты на могилах простых…

К туче клонится солнечный лик –
неказист, по-сиротски бездолен.
Ветер, ласков и самодоволен,
чуть небрежно коснулся гвоздик.

Здесь природы и зов, и закон.
Ну, куда от влюблённости деться?
Ветер пахнет корицей и детством
за окном, что распахнуто в сон.


                    13

В осенней аффектации, приватно
листве вручая птичие права,
природа попыталась деликатно
коснуться перспектив: едва-едва.

Седой Борей (тот самый, при котором
она и не жива, и не мертва)
вздохнул, да как! - взвыл лес сиротским хором,
взъерошилась пожухлая трава…

Но солнечную будущность пророчит
кленовый лист, витая в облаках.
Осинки щекотливые хохочут,
румянец выставляя напоказ!..

С живой водой смешав вино заката,
удвоив жизнь, как школьник дважды два,
река, первопроходец плагиата,
палитру неба прячет в рукава!..


                    14

Осенний вечер – часиков так в шесть…
Поблёкнет, не успев похорошеть,
с бессмысленной улыбкою заря,
тем скрасив серость буден ноября.
На тощей роще остановит взор,
посмотрит нежно на неё в упор,
печаль к улыбке бережно сведя,
как будто дню итоги подведя…


                    15

Солнце холодное, в облака
зрак закатив, помутневший слегка,
в роли лунного двойника
средь белого дня предстало,
в снежных ветвях лицо потеряв,
на серебро невзначай обменяв
прочие драгметаллы…

Снег сопределен понятию свет:
грубой материи попросту – нет,
каждый выходит за свой силуэт
в нежных, пушистых кристаллах.
Птица-душа замерла, не дыша!..
Пусть за душой не найдёшь ни гроша,
есть капитал в идеалах…

Небо, просеять все звёзды сумев,
день приодело в мерцающий мех,
в детских ладошках спрессованный снег –
ладно, сойдёт для начала!..
Белые люди, и первый успех:
снежная баба – белее нас всех!
Памятник ждёт пьедестала…

В сумерках жмутся друг к дружке дома
Рифмы-дурнушки – “тюрьма” да “сума” –
можно сказать, от большого ума
тянут к себе одеяло
снежного поля…
Бликующий смех:
где-то, кому-то, зачем-то…
Для всех –
эха кривые зерцала…


                    16

Листвой железистою, ржавою
изрезал губы ветродуй…
Возьми-ка дудочку плюгавую –
длинноты нотные проплюй.

Наморщи лоб пруда стоячего,
изобразились мысли чтоб
чего-то мутного, незрячего,
что с поздней осенью грядёт.

В усталость неба, обессилено,
уходит доброе тепло…
И стая машет дружно крыльями –
тоске и всем ветрам назло.


                    17

Боже, спасибо Тебе,
мне подарившему осень:
светлую рябь на воде,
горстку
несжатых колосьев,
первую раннюю проседь,
иней
на жухлом листе…

Владимир Гоммерштадт, 2013

Сертификат Поэзия.ру: серия 1016 № 98136 от 14.03.2013

0 | 1 | 1560 | 18.04.2024. 16:25:37

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []