I
Тихо калитку запру,
ивы грустят…
Головы
к их серебру
клонит мой сад…
1
Не выходи,
душа,
из мрака:
на белом свете невозможно
жить,
доверяясь осязанью,
на ощупь находить
нить
мысли…
Приходится
глаза таращить,
копытом бить, прядать ушами,
то шелестеть, то шепелявить,
благоговейно пресмыкаться,
дыша в межрёберные щели,
махать большими плавниками,
имея вид летящей птицы…
Чего там выглядишь – снаружи?
Почувствуй мрак – здесь дремлют корни.
Здесь –
зреет
жизнь.
А там,
на ветках,
плоды –
отрада для младенцев.
2
Смеркалось.
Фонари тянули шеи,
принюхивались будто бы, робея,
и ветру в такт покачивались в блюдцах
лучи колючие.
Очнуться – не очнуться,
гадали тени на кофейной пыли
берёзовых серёжек.
Окна плыли
подобием зеркальных водоёмов,
зелёный свет точил ходы проёмов.
А горизонт уже дышал сиренью.
Жук прожужжал о силе притяженья
белёсой наготы берёз,
их слёз
и немощи.
И лето
вдруг оказалось рядом где-то:
касалось веток лёгким смехом –
так тишину щекочет эхо.
Жук улетел.
А тишина
была уже без сна,
пьяна,
сумятицей, вне всяких правил,
легко весенний ветер правил.
Ночь не решалась наступать.
Чуть-чуть чужой рассвет встречать
пичужка осторожно стала,
и волшебство ушло,
осталось –
окно
и чуткое стекло.
Оно чуть слышно дребезжало.
3
День затих. Время царственной лени.
Трепетания мыслей без слов.
Созерцания без сновидений,
без мечтаний. Беспечности время.
Усвоение всех впечатлений,
приобщение к жизни с азов.
Кружевная канва наблюдений:
за окном – толчея комаров,
зазеркальная вязь отражений,
на стене – аутичные тени
затаивших дыханье растений,
свет лампады и свет образов.
В бесконечность души притяженье…
Усыпляющий шёпот часов.
4
Вползали сумерки лениво
в незатворённое окно,
и вещи прятали стыдливо
обличье плотское, в одно
связуясь неопределённо:
их контур значимость терял…
Сквозняк выпархивал влюблённо,
дыханьем всё одушевлял.
Тут было зябкое движенье,
и звёзд мерцающая соль,
и придыхание сирени,
и опалённой страсти боль.
Почти до головокруженья
весь этот сумеречный бал
мог длиться…
Но вводил в смущенье
пытливый зеркала овал,
что с отстранённостью,
волшебно
всё отразить
возревновал
багетной
тесной
раме…
Тщетно:
зиял в глухую ночь провал.
Все вещи сгинули пугливо.
Как в бездну, кануло жильё.
Лишь моль металась суетливо,
ища какое-то тряпьё.
5
В ночи
беспокойно деревья шумят –
листву обнимают загонщики смерти –
и падают листья…
Так
письма в конверте
от всех посторонних свой ужас хранят.
А небо
сквозь ветви
глядит чёрной рысью –
на камни дорожек, на дома фасад.
Спит дом
под корой своей своекорыстья.
И слышит –
поёт
улетающий
сад.
6
Кирпичный дом
с трудом
в ландшафт врастает –
природу он едва воспринимает
и чужд всему.
Берёзе и сосне
покажется, что не в своём уме
загадочный пришелец краснокожий –
кирпич, с природой дерева несхожий,
возопиет с азартом петуха,
увидев солнца луч сквозь облака.
Отпрянет перепуганная роща:
хотелось бы кого-нибудь попроще
увидеть бы на этом бугорке -
избушку и тропу невдалеке…
Но годы дом с природою сближают.
Природа постоянство уважает.
Ель снег сметает с сумрачных бровей –
дом не чурается её ветвей.
Сосна, как таитянка молодая,
его раскраске тайно подражает –
он как бы в роли мудрого вождя,
способного для всех забыть себя.
И каждого лицо, улыбку знает,
и роща его шумно обступает,
с ним говорит на птичьем языке,
который дом своим родным считает.
7
Лишь тот, кто ночь не спит,
кого всю ночь знобит,
кто так неровно дышит
да в темноту глядит,
быть может, и услышит,
как бродит дождь по крыше,
железом шелестит
и ласково колышет
всё серебро ракит,
увидит, ободрившись,
как утро отсвет вишен
роняет на гранит…
А этажом повыше
всё тише, тише, тише –
будильник отзвенит.
8
Как гроза полыхала тревожно,
разметавшись в косматом бреду, –
дребезжало стекло невозможной,
мотыльковой, пленительной дрожью,
и метались деревья в саду.
Серебром полыхнувшие вётлы…
Лист, приникший к стеклу на ветру, –
он всё бился, как рыбка на льду,
тонкокожий, в прожилочках блёклых…
А сегодня, уже поутру, –
отрешённые, сонные окна…
Ослепительный, солнечный, тёплый
листьев ворох лежит на полу.
На веранде, где всё ещё мокро
и – прохлада ютится в углу…
9
Веранда. Созерцание. В окне –
автомобиль и божия коровка
в одном размере: сближены вчерне
игрою перспективы, в меру ловкой.
Уловка удалась: поверить рад
равновеликости всего живого.
В симфонии вселенской звукоряд
и я вставляю выспренное слово.
Какой сверчок не верещит сейчас,
какая тварь молчит в разгаре лета?
Коровы благостно-ленивый глас!..
Нет тишине минутного просвета.
Но выше солнце, и оно глядит
так отрешённо, что на сердце пусто, –
покажется, что Богом мир забыт
и мир Его забыл. И это грустно.
Чей свет наполнит снова полотно
слияния природы и искусства?
Две бабочки танцуют за окном
и возвращают первозданность чувствам.
Счастливый сон пространства
время ткёт…
Прицельный взор едва воспринимает
как нехотя плывущий самолёт
бесплотным духам
сети расставляет…
10
Миг затишья.
Солнечные сны
в облаках витают.
Тают
души.
Ласково шутя, прикрыли уши
тёплые ладони тишины.
Гладь стекла
блестит в оконной раме.
Будто на неведомых холстах,
пятерня кленового листа
пишет
золотыми колерами…
11
Летний день лениво угасает…
Весть из ниоткуда в никуда,
кружится перо, и отражает
перелёт прибрежная вода.
Врассыпную мчится рыбок стая.
Стебелёк дрожит: жук улетает
(путь – в когда-нибудь из никогда).
Стрекоза зависла, созерцая:
крылышки играют, без труда
тающий ледок изображая.
Солнце косо сосны освещает.
Ветерок неряшливо шныряет.
Зеркало дробится – всё мерцает:
стадо, избы, вётлы, поле льна…
Чаша жизни – плещется волна,
камушки на дне перетирает.
12
Любуюсь разливом Мо́кши,
пью в гамаке саке́.
Ирга́
снег цветов роняет
в полупустой бокал.
Осенью грустной вспомню –
нежный весны привет:
в вине из ирги пусть тают
лепестки хризантем…
13
Ширь неба –
приют беглеца.
Пугливая оторопь взгляда.
Покинув терновник ограды,
чураясь родного гнезда,
и птица свободе не рада.
Ноябрь
календарь листопада
почти дочитал до конца.
А может, октябрь. Нет, не знаю,
по стилю какому сейчас,
глазами глаза
повстречав,
печалью печаль
провожаю.
Молчанье скрипит на зубах.
В прозрачных и тихих лесах
забытое
эхо
встречаю…
14
Дождик, серая погодка:
невзначай
пододвинешь
папироску,
чайник,
чай.
Просто так…
Дух изумленья
снизойдёт:
что там греет
(ну не чай же?)
сердца лёд…
15
Всё мимолётнее касанья –
созвучней небу крылья птиц…
И брезжит радость узнаванья
в рассветной тихости ресниц.
Несоразмерно одинока,
душа сегодня так хрупка…
Сквозь лёд, обманчиво жестока,
теплее светится река.
Неуловима снега манна,
а жизнь – пронзительно тонка…
Узор выводит филигранно
мороза жёсткая рука.
16
Серебряное моё молчание
нечаянное…
Молчу.
Вздохну ли –
в плену отчаяния
беззвучное
лепечу.
И чутко, и чисто –
хрустальное,
неведомое –
звенит…
Задумчивое,
печальное,
нежнее листвы молитв.
Причудой небесного зодчества
окажешься –
пусть на миг –
соборности одиночества
единственный
ученик.
17
…День
сентября
колечком обручальным
с руки недужной,
сердце леденя,
легко катился и исчез,
звеня,
за горизонта полукружьем,
лишь
на листке календаря
оставшись памяткой ненужной…
Тема: Re: праздная лирика Владимир Гоммерштадт
Автор Петър Иванов Калинов
Дата: 26-02-2013 | 20:07:48
Праздная лирика!? Не думаю...