Серебряная нить

Моим родителям:
Дейкину Владимиру Сергеевичу
и
Тер-Арутюнянц Тамаре Иосифовне

Мне говорил мой друг:
«Поэтов тьма, и все кропают, черти,
но чтобы разорвать привычный круг,
слова должны быть, как за час до смерти».
Александр Ревич
(Поэма о недописанном стихотворении)

1.
Пока, подобно брошенному полю,
Не заросло былое сорняком,
И разбухает, словно снежный ком,
Событий сонм, растущий поневоле,

Пока еще грядущее – не боле,
Чем замыслы, забившие битком
Недели, и кулиса далеко,
И текст не весь озвучен взятой роли,

Пока я длюсь, сознание нет-нет
Да и направит вдруг свой резкий свет
На тот поселок, скудный, словно скит.

А там дитя – трех, четырех ли лет,
Не ждущее ни горестей, ни бед,
Которому все снятся колоски.

2.
Которому все снятся колоски,
Цветки акации и «заячья капуста» –
С кислинкою. Наверное, негусто
Намазывались маслицем куски

Ржаного хлеба. Мне с тех пор близки –
Нет, вовсе не изыски из лангусты –
Душистая буханка с коркой хрусткой
И масла запотевшие бруски.

Детсадовская серая бумага
Для рисованья – это ли не благо?
А на «участке» – горки и мостки.

Два платьишка в оборках двум сестренкам
И первый страх неробкого ребенка.
Хранят душа и память все листки.

3.
Хранят душа и память все листки.
А впереди – тома, тома, тома.
Их столько, сколько зерен в закромах.
У каждого зерна – свои ростки.

А сверстники пока невелики,
Пока под окнами, под оком мам,
Пока послушны зову «По домам!»,
Но зазвучали школьные звонки

В избе из бревен, с партами двойными.
Не может быть, чтобы цела поныне
Была. А жаль. Я б в этой первой школе

Устроила музей – ну, скажем, судеб,
Чтоб – все, что с каждым было, есть и будет:
Добро – охотно, злое – поневоле.

4.
Добро – охотно, злое – поневоле
Вмещало наше детство с ярлыком
«Счастливое». Откуда ж к горлу ком?
О нет, мы вовсе не играли роли.

Так птице в небе – с песней – до того ли?
Иль детям: то по лужам – босиком.
То на велосипеде, с ветерком –
Они живут и радуются воле.

А «выборы»! Тут музыка для всех,
Разряженные тройки, сани, смех
И ликованье перекатной голи.

Хотелось бы все в памяти хранить,
И дальше я раскручиваю нить
Воспоминаний из любви и боли.

5.
Воспоминаний из любви и боли
Трепещет нить. Я кружево плету.
Ведь мысль не остановишь на лету,
Ей все равно – мне горько ли, легко ли.

А люди жили: пели, пили вволю.
И как не пить, коль впрямь невмоготу
В холодном просыпаться вдруг поту
И думать в страхе: что там в протоколе?

Но дети были счастливы, как птицы.
Откуда было знать, ч т о взрослым снится.
У нас был мяч, лапта и «казаки-

Разбойники». Сейчас бы столько прыти.
Как видно, нет конца у этой нити.
Я кружево плету – не от тоски.

6.
Я кружево плету – не от тоски.
Узор судьбы по-разному ложится.
То радостно в руках мелькают спицы,
То вкривь и вкось – вокруг темно, ни зги.

Но перемены все-таки близки.
Нас пятеро, и мы уже в столице.
Серебряная нить мгновений длится.
Тонка, а не разрубишь на куски.

Потом был март, и в е с т ь, и смерть злодея,
Прощанье на кровИ, что бес затеял
(Я помню те протяжные гудки),

И жизнь: одним – стеная, сиротея,
Другим – хотя б от снов не холодея.
Мне дороги в прошедшее нырки.

7.
Мне дороги в прошедшее нырки.
Я в лагере. Все как-то пусто, гулко,
В строю двойном нелепые прогулки, –
Тут нить рвалась, казалось, от тоски.

Зато зимой – веселые катки
В московских тесных двориках-шкатулках,
Ряды сугробов в тихих переулках
И вечные у дворников скребки.

Ну что еще? Конечно же, кино!
«Срывались» и с уроков – как давно…
Пройтись бы невидимкою по школе.

А книги, книги, боже – море книг!
Нырок – и наступил блаженный миг,
И там уже неважно – брассом, кролем…

8.
И там уже неважно – брассом, кролем
Вдоль нити из серебряных мгновений.
Не знаем мы, чем выбор наш навеян.
У всякого свой стиль, и всякий скроен

По-своему. Нелепейших порою
Плела я нить поступков и решений,
Узлов и пут, не спрашивая мнений, –
Коряв узор, но собственной рукою.

Снимают боль, стучащую в виски,
На первый взгляд, такие пустяки! –
Вода, деревья, эха отзвук грозный

В горах. И травы! Как любила я
Зарыться в них лицом – пик бытия!
А можно нА спину – чтоб небо, звезды.

9.
А можно нА спину – чтоб небо, звезды,
И улетать в далекие миры.
Ведь есть же, слава Богу, пара крыл!
Пусть дорогого стоят, может, слез, но

Платить-то стоило! Там скрупулезны
В счетах… Но столько всякой мишуры
Пустой нам стоит крови, а дары
Бесценные, опомнившись, мы слезно

Вернуть назад упрашиваем нить.
Упрям узор – его ни заменить,
Ни выправить вплоть до зимы морозной.

Эх, лучше, все приняв, благодарить
За первый луч, вечерний свет зари
И плыть вдоль нити, плыть, пока не поздно.

10.
И плыть вдоль нити, плыть, пока не поздно.
Как эта память, право, прихотлива!
Забьется в нишу и замрет пугливо:
Мол, я больна, отстань, не тронь склерозных!

Притворщица! А кто кричал угрозно
На совесть, топая нетерпеливо,
Чтобы проснулась, чтоб волна прилива
И в сердце – жар безжалостный, занозный?

А эти неуемные скачки!
То школьница, то с мелом у доски –
Других учу. И смелость тут как тут.

Или сюрприз: рублю все узелки
(Немая сцена – прочь – шаги легки), –
Не маясь тем, что все не так поймут.

11.
Не маясь тем, что все не так поймут,
Я уходила прочь. Не раз. Не два.
В безвестность. В ночь. А вслед всегда молва –
Жестокий, скорый, несуразный суд.

Не перемоют косточки – умрут!
А впрочем, злобных домыслов обвал,
Как камнепад, всегда напоминал
О том, что путь опасен, узок, крут.

Казалось мне, что вижу за версту
И зло в узор свой точно не вплету –
Уже виски посеребрила нить.

И все же – почему так грубо рвут
Рисунок бытия то там, то тут?
Хочу сама себе все уяснить.

12.
Хочу сама себе все уяснить.
Понять. Простить. Да мало ль – список длинный.
Не пройден мною и до половины –
Хочу успеть, покуда длится нить.

Успеть бы те слова соединить,
Что будоражат, как вино в графине.
Сам по себе факт, может, и старинный,
Но столь таинственный, что не вместить

В сознание, как бесконечность – в душу,
Не разгадать (наверно, и не нужно),
А в снизку те слова соединить,

Приняв его, словно улыбку мира,
И нежно, чуть коснувшись, тронуть лиру,
Серебряную пропуская нить.

13.
Серебряную пропуская нить,
Слова, как драгоценные каменья,
Соединяю в диво-жерелье
И даже не пытаюсь оплатить

(Да и возможно ль как-то оценить?) –
Ту муку сладкую, то упоенье,
Когда рекой течет стихотворенье,
И ни отринуть, ни переступить.

Ах, только б не слукавить, не словчить,
В своих несчастьях мир не обвинить,
А то слова обидятся, уйдут.

Прав друг Поэта – вот бы так суметь! –
Чтоб строки – словно рядом бродит смерть –
Сквозь душу, полную свобод и пут.

14.
Сквозь душу, полную свобод и пут,
Я пропускаю годы, дни и миги,
Листы переворачивая книги,
Ни сердца не жалея, ни минут.

Признаний много. Что ж, стихи не лгут –
Вмиг зрение души заметит сдвиги,
А строки, добровольные вериги,
И совесть, наш придирчивейший кнут, –

Напомнят: был поселок, словно скит,
И вновь трепещут памяти листки,
И насыщается душа покоем,

И тают в дымке страхи и печали,
Лишь вспыхнут строки, ставшие началом:
«Пока, подобно брошенному полю…».

15.
Пока, подобно брошенному полю,
Которому все снятся колоски,
Хранят душа и память все листки
(Добро – охотно, злое – поневоле),

Воспоминаний из любви и боли
Я кружево плету – не от тоски.
Мне дороги в прошедшее нырки.
И там уже неважно – брассом, кролем,

А можно нА спину – чтоб небо, звезды,
И плыть вдоль нити, плыть, пока не поздно,
Не маясь тем, что все не так поймут.

Хочу сама себе все уяснить,
Серебряную пропуская нить
Сквозь душу, полную свобод и пут.

Елизавета Дейк, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 1312 № 78250 от 12.03.2010

0 | 0 | 2288 | 19.04.2024. 12:35:28

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []