В. Короткевич. Тяга*

Весенний вечер на опушке синей.
Березничок. И ржавый мох болота.
За дальними холодными лесами
Кровавит сонным солнцем небосклон.
Вновь лужи позатягивал ледок:
Зима ослабшая безумно хочет
Ещё хоть ночь пожить и подышать.
Под сапогами мокнущая почва
Целует пылко стоптанные ноги,
Как бы моля: " Любимый мой, желанный,
Не убегай. Побудь со мной немного".
Я не пойду. Со мною патронташ,
Ружьишко на плече. А в сердце жажда,
Что пращура вела когда-то, где-то,
На мамонта с кремневым топором.
Давно затихла мамонтова поступь
Что прогибала под собою почву...
Но в этот тихий час инстинкт кровавый
Вновь пробуждается в моей душе,
Мне кажется: вот-вот шаги почую,
Из-за берез на рыжую поляну
Протиснется тупая голова.
И выйдет он, могучий, дикий, рыжий,
Как будто слеплен из болотных кочек.
Как летошняя жухлая трава,
Свисает шерсть. И я от восхищенья
Не помня смрад кострищ в своих пещерах,
И тяжких челюстей своей любимой, -
Навстречу кинусь с развеселым криком
И в хобот ткну отравленным копьем.
О, где ты, тяжкий мамонтовый бег
По лунным голубеющим равнинам,
Кострища где в пещерах закопченных,
Рисунки охрою на сводах чёрных
И пика богатырская в руках?!
Моя добыча - ржавый куличок
С колечком золотистым возле глаз
И с долгим клювом, и всего - с кулак.
Лететь далёко, еле машут крылья,
Он видит лес, ночная передышка,
От радости не может удержать
Свой крик: "Хор-хор! Цур-цур!" Известно, подлость
Вальдшнепов бить, умаянных весной,
Но всё ж инстинкт и жажда, жажда, жажда.
Вот он летит на желтом фоне неба,
Рука сама ружьишко поднимает,
И быстро глаз отыскивает мушку...
Грохочет выстрел!..
Вальдшнеп вверх порхает...
Он просто поднимается над лесом...
Промазал я. И радостно мне что-то,
И горько мне. Лети себе, лети,
Моя крылатая, святая радость,
Живи и хоркай, выводи детей,
И может, я еще с тобою встречусь
И будет дважды радость у меня.
Я, может, и промазал-то нарочно
(А может, неуменье прикрывая, -
Брешу. Бог весть.) Хотя на что он мне,
Вот этот мой бизон, медведь и мамонт
С бессильным и подвернутым крылом.
Люблю я жизнь, и этот лес весенний,
Серёжки расцветающей ветлы,
"Хорр" вальдшнепа. О, как двояко сердце:
Страсть убивать и жажда жизнь дарить!
Нет, я не пращур. Может быть, тогда
От гибели я мамонтов хранил бы,
Пусть на земле бродили б и сейчас,
Щипали сон-траву бы, как коровы,
На ненаглядных, золотых лугах.
Лети же в даль, моя святая радость,
Буди леса неловким сиплым хрипом.
Не всем дано на свете петь красиво.
А жизнь-то славят все!
Слепое солнце
Укрылось по-за пущей. Тишина,
И самый первый шум живого леса
Послышался. Давным-давно на небе
Зарделась лента желтая зари,
Лишь на высокой самой на верхушке
Её ещё желтеет отраженье,
На двух сороках, что болтают бойко
Про то, что-де медведя не боятся,
Усевшись наверху.
Вновь шум живой
Послышался в лесу. Там сумрак, влага,
И тускло светится вода болотцев.
И тишина. И в сердце песня счастья
Сливается с заботливым, любовным
Синичьим голоском неподалёку:
"Ци-вить, Ци-вить..."

* - Тяга, весенний брачный полёт самца вальдшнепа, отыскивающего самку.

Вячэрні вечар на ўзлессі сінім.
Бярэзнічак. Іржавы мох балота.
За дальнімі халоднымі лясамі
Ірдзее сонным сонцам небакрай.
Зноў лужыны зацягвае лядок:
Зіма саслаблая шалёна хоча
Яшчэ хоць ноч падыхаць і пажыць.
Пад ботамі намокнуўшая глеба
Цалуе палка стомленыя ногі,
Бы кажа: "Любы, любы мой, каханы,
Не ўцякай. Пабудзь са мною трошкі".
Я не пайду. Са мною патранташ
І стрэльба на плячы. А ў сэрцы прага,
Што прашчура майго вяла калісьці
З сякераю на маманта.
Вядома,
Даўно заціхлі мамантавы крокі,
Што выгіналі пад сабою глебу...
Але у гэты час інстынкт крывавы
Зноў абуджаецца ў душы маёй,
І мне здаецца: вось пачую крокі,
Вось з-за бяроз на рыжую паляну
Праціснецца тупая галава,
І выйдзе ён, магутны, дзікі, рыжы,
Бы злеплены з балотных гэтых купін.
Як леташняя жоўклая трава,
Звісае поўсць. І я, ад захаплення
Не памятаючы сваіх пячор,
І вогнішча, і цяжкіх сківіц любай, -
Насустрач кінуся з вясёлым крыкам
І ў хобат кіну тручаную дзіду.
О, дзе ты, цяжкі мамантавы бег
Па сініх-сініх месячных раўнінах,
Дзе вогнішча ў закураных пячорах,
Малюнкі охрай на скляпеннях чорных
І дзіда у асілкавых руках?!
Мая здабыча - кулічок іржавы
З пярсцёнкам залатым каля вачэй
І з доўгай дзюбай, а сабой - кулак.
Ляцець далёка, ледзь вяслуюць крыллі,
Ён бачыць лес, начны перапачынак,
І з радасці не можа утрымаць
Свой крык: "Цыр-цыр! Хор-хор!" Вядома, подласць
Страляць па слонках, стомленых вясной,
Але ж інстынкт і прага, прага, прага.
Вось ён ляціць на жоўтым фоне неба,
І рукі цвёрда стрэльбу узнімаюць,
І вока пільнае шукае мушку...
Стрэл, як пярун!..
Вальдшнэп шугае ўгору...
Ён проста падымаецца над лесам...
Прамазаў я. І радасна чамусьці,
І горка мне. Ляці сабе далей,
Мая крылатая, святая радасць,
Жыві і хоркай, і выводзь дзяцей,
І, можа, я яшчэ цябе сустрэну
І будзе двойчы радасць у мяне.
Я, можа, мазануў зусім наўмысна,
(А мо брашу, няўмельства прыкрываю, -
Не ведаю.) Але нашто ён мне,
Вось гэты мой бізон, мядзведзь і мамант
З бяссільным і падвернутым крылом.
Люблю жыццё, і гэты лес вясенні,
І коцікі пушыстыя вярбы,
І "хорр" вальдшнэпа. О, дваякасць сэрца:
І прага ўбіць, і прага даць жыццё!
Не, я не прашчур. Можа, ў тыя дні
Я бараніў бы мамантаў ад згубы,
Хай на зямлі былі б яны і зараз
І скублі "сіні сон", нібы каровы,
На любых, весніх, залатых лугах.
Ляці ж далей, мая святая радасць,
Будзі лясы няўмелым, сціплым рыпам.
Не ўсім дано ў жыцці спяваць прыгожа,
А славяць ўсё жыццё!
Сляпое сонца
Скацілася за пушчу. Цішыня,
І першы-першы шум жывога лесу
Азваўся мне. Даўно-даўно на небе
Ірдзее стужка жоўтая зары,
І толькі на найбольшай верхавіне
Яшчэ ляжыць яе адбітак жоўты,
На дзвюх сароках, што балбочуць жвава
Пра тое, што мядзведзя не баяцца,
Наверсе седзячы.
Зноў шум жывы
Азваўся ў лесе. Цёмны змрок і вільгаць,
І цьмяна свеціцца вада балотцаў.
І цішыня. І ў сэрцы песня шчасця
Зліваецца з пяшчотным і любоўным
Сінічым галаском непадалёку:
"Цы-віць, цы-віць..."

Валентин Литвинов, поэтический перевод, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 1224 № 77108 от 31.01.2010

0 | 0 | 2125 | 23.04.2024. 21:25:21

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []