За пургу, за сверхидею...

Вдоль Эльбы



Это Дрезден, это Прага,
островерхие кремли –
там, где брага и отвага
в лоне камня расцвели.
Замки, панцирь-оболочка.
А из окон – злата ток,
словно бы под сердцем квочка
нежит в извести желток.

Спит Флоренция на Эльбе,
воды зимние черны.
Гуще бы в сочельник ель бы!
Вьюги, колкой свежины!
А коль глянет Цахес криво
вдоль саксонского моста –
рядом чешский город-диво,
речи сестрины уста.

О, вдоль Лабы ездки эти
меж заснеженных столиц! –
В обгоняемой карете
экивоки тонких лиц!
Словно кисти и клавиры,
и смычок волосяной
дружат в этой части мира
с разлюбезной стариной.

В чёрный Дрезден, в злату Прагу
мчится пара снежных крыл -
вьюги белую бумагу
Рильке голубем сложил.
И летит вдоль Лабы птица,
вдоль чудес известняка.
В этот лётный путь влюбиться –
право, легче пустяка.

Вот и я, хоть и хирею,
а вовсю гляжу на свет. –
За пургу, за сверхидею
любит жизни ахинею
хореический поэт!





* * *



Будет день, и будет пища,
из кофейника вода
и шершавое жилище
с табуреткой для труда.
В гроб стола рука уложит
юность чёрканых листов,
на которых век умножит,
как всегда, на ноль твой зов.

Там, в бумагах, - буквы только,
закорючки, письмена.
Дню от рифмы нету толка,
нет ни мяса, ни вина.
Есть лишь сыгранная чисто
книжка маленьких сонат:
снег, снегирь, румянец, свисты -
на Сочельник в аккурат.

В сушняке чертополоха
на пригорке ледяном,
снова свищет "Жить не плохо!"
гном, подкрашенный вином.
Подрумяненный кагором
дымный дух, летун-игрун -
жив над пригородом-вором
и честнейших полон струн.

Рдеют яблочные грудки
непогибельных пичуг:
"Жив ли? Жив!" Впрягаясь в сутки,
навостряет слух битюг.
На его косматой морде -
человечья дремлет грусть,
а во лбу белеет орден
за давно отцветший куст.

На бедре его мохнатом
иней крупно-серебрист.
Рдеет надо льдом покатым,
снегиря заглавный атом -
буквица-евангелист...

Сергей Шелковый, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 1205 № 75669 от 17.12.2009

0 | 5 | 2148 | 16.04.2024. 23:26:52

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []