Артур О Шонесси Разговор двух Венер

Артур О’Шонесси Разговор двух Венер
(С   английского).

ПЕРВАЯ ВЕНЕРА:
Сперва Земля и Море пустовали,
и люди жили, хаотично мельтеша
на осыпях, в разрухе и развале.
А я пришла как вечная душа
и принесла мечту, взамен печали.
Я чудилась сквозь воду в глубине.
Мой облик походил в блестящей сини
и в мраморной узорной белизне
на дочь, и на жену, и на богиню.
Кто восторгался, кто грустил по мне.

Богиней я вздымалась над пучиной,
вся в ореоле пламенном вокруг.
Я становилась женщиной с мужчиной.
О, как мне верен был любой супруг !
Над каждым мной воздвигнут мрамор чинный.
Затем со вдохновенным мастерством
вознёс меня на высоту Пракситель
и обессмертил скульпторским резцом
как истинный пророк-вероучитель,
изобразив для всех священным образцом.

А кто же ты ? Сейчас иное время.
А ты, как пробный труд ученика, -
лишь подражанье признанному всеми
шедевру, покорившему века.
Тебя ваяли по старинной схеме
в карьере, где стяли холода.
На юге солнце согревает душу
и мирно дремлют мрамор и вода,
лишь волны чередой ласкают сушу.
В тебе же след арктического льда.

ВТОРАЯ ВЕНЕРА (скульптура Джона Гибсона)
Я – светлый современный идеал.
Он много чище. Твой уж отсиял.
Ты – символ древнего греха и наготы,
А люди нынче поснимали хомуты
из роз, разбили алтари Амура,
и он свой факел убирает хмуро.
Амур раздавлен горькою судьбой
и никого не тащит за собой.
Он – слабое дитя, совсем без власти.
Он - друг страстям, но с ним не дружит счастье,
и руки злой судьбы его трясут
как сморщенный и выцветший лоскут.
И моль, должно быть, съест его в итоге.
Теперь другие требуются боги.
Афины рухнули. Их божества
шипят, как змеи, потеряв права,
и корчатся в родной им преисподне.
А здесь мораль господствует сегодня.

ПЕРВАЯ ВЕНЕРА.
Опять звучит готическая ложь.
Она – как тьма от прилетевшей тучи.
Голубизну затягивает сплошь
и на сердца воздействует едуче –
как сгложет радость, больше не найдёшь.
От тьмы в душе у человека глюки.
Не дышится. Всё валится из рук.
И в мыслях лишь терзания и муки.
И запах смерти возникает вдруг.
В одной Любви – весь свет и все науки.

На крыльях чувства краше и вольней
душа парит, когда взлетает в небо.
Лишь в пригоршнях любви запас углей
и свет, достойный пламенного Феба.
С огнём любви душа летит смелей.
А я важнее склонности сердечной.
Я – ценность, не доступная рукам.
Я – суть души, я – символ вековечный.
Где б ни был занят человек – я там,
венец труда и смысл его конечный.

Хоть в мраморных моих глазах никак
не виделось печальных предсказаний,
вступала лишь в духовный тайный брак,
жила невинной и без нареканий.
Брат, муж, жених – любой союз был благ.
И с кем же из людей был друг любимый,
напарник в доброй радости житья,
весь срок между рожденьем и кончиной,
прекраснее и женственней, чем я ?
Спроси жрецов, сидящих с мудрой миной.

И все, кто свято веруют в меня,
блаженствуют в земном преображенье,
дремотные виденья отженя,
не поклоняются пустому привиденью,
и их не трогает дурная болтовня.
Я – вечная любовь, и мной согреты
сердца людей. Меня не избежать -
как и цветам не обойтись без света.
Я – символ чистоты и благодать,
ничья - и общая для всей планеты.

ВТОРАЯ ВЕНЕРА.
Но нынче добродетель стала целью.
А страсть – соблазн и грех, как и веселье.
Глядящая на зрителя с холста,
распутна и опасна нагота.
Всё то, что создал в мраморе Пракситель,
потом низверг безжалостный гонитель.
Феспийская бесстыдница мертва.
На месте изваяния трава
растёт над Афродитою из Книда.
Забыта и гордячка Артемида,
та, чьим устам претил её ж запрет.
Эпикурейца заменил аскет.
Все капища остались без заслона.
Упали наземь фризы Парфенона.
Переменились вера и завет,
так идолам уж больше места нет.
Мир Фидия – в обломках, в беспорядке –
безногие, безрукие остатки;
без лука, стрел, без лиры Аполлон;
Меркурий – вовсе мужества лишён;
разбившиеся дочери Кекропа,
лишь торс Кефисса, чресла, руки, стопы...
Когда статуя возбуждает страсть –
как Фрина – то судьба её упасть
в грязь, в пыль. Когда ж людей завлечь стремится,
так лучше б те надели власяницы,
глазам своим велели не смотреть
и сердце оковали в сталь и медь.
Пусть думают о рае и об аде,
пристыженно и боязливо глядя,
с рождения в тревоге и труде,
на жизнь, где нечисть всюду и везде.
Когда-то в гневе отвернувший взоры,
Господь с людей не снимет знак позора,
пока не оправдаются трудясь,
смывая с лиц солёный пот и грязь,
покуда не привыкнут спозаранок
быстрей бежать от гибельных приманок.
Труд – кара в наказание за грех,
урок для всех и снадобье для всех.
А способы змеиного соблазна
и все уловки красоты заразны.
Они на тысячах различных троп
вгоняют человека в мрачный гроб,
крушат запреты, поражают разум,
высмеивают пастырей всех разом.
Они людей изводят до конца,
сомнение вселяя им в сердца.
И все соблазны наступают дружно,
а люди перед ними безоружны.
Но в ходе восемнадцати веков
никто не смел снять с женщины покров.

ПЕРВАЯ ВЕНЕРА
В былые времена в стране пустынь
взял верх Молох, страшилище из бреда,
Его жрецы в пирах объелись дынь,
а люд не звали даже на беседы,
но подстрекали попрекать богинь,
вносивших в жизнь доподлинно святое.
И всякий непокорный человек,
не пожелавший гнуться под пятою,
мог не напрасно провести свой век,
держась за святость и презрев пустое

Лишь истина дарует торжество.
И правда о телесном идеале
не разошлась бы с чувствами его.
Красу такие люди представляли
как БЕЛОмраморное божество,
изящное, живое и во славе,
без всякого упрёка и пятна,
как свет небес среди реальной яви.
Ханжам та правда не была нужна.
Пустили ложь, подобную отраве.

Ложь нужно гнать. Для вящей чистоты
кормящего бесхитростного лона
достанет скромности без суеты.
Господь благословляет с небосклона
лишь тайны, что важны и не пусты.
Но если б Он подсчитывал втихую
объятия, пожатия руки
и даже сладостные поцелуи –
то это было бы Ему же вопреки,
напраслина, придуманная всуе.

Идёт учет работы будних дней,
проклятой боли, кары за проступки.
В бессмертном свете все труды видней.
И люди – все святые – на приступке
ведущих прямо на небо сеней
Они прочтут в очах, глядящих строго
вопросы духа из иных веков:
с чем славным дождались они итога
и не был ли их путь лишь бестолков ?
Затем взлетят до нового порога.

Любовь умчит их к сказочной черте.
Их мысли гордо устремятся в вечность,
поправши смерть в вовышенной мечте.
Они восславят красоту и человечность
и утвердят их на бессмертной высоте.
И будет так, как быть должно и ныне,
раз их Господь для этого создал,
что станет женшина или богиня -
царящий в мудрых душах идеал -
сиять как благодать и благостыня.

Художники проникнут в мудрость норм,
пленятся красотой природных линий,
постигнут колдовство текучих форм,
и будто дождь прольётся над пустыней,
и новый культ начнётся будто шторм.
В том будущность. Душа спасёт мечту,
проложит путь к прекрасному почину,
изгонит фальшь и всю нечистоту,
подъемля человеческую глину
на беломраморную высоту.



Arthur O’Shaughnessy Dialogue between Two Venuses.

FIRST VENUS. 1: WITH me the soul's Eternity began,
2: Before me wastes of waters were, and earth,
3: And elemental agonies that ran
4: Through human chaos, till my perfect birth
5: Fulfilled the life and made the dream of man.
6: For I was with him in the foamless deep,
7: Vaguely he saw me through glistening water,
8: In the veined marble spell-bound or asleep,
9: A goddess, and a woman, and a daughter,
10: Of dreams, to make men joy henceforth, or weep,


11: A goddess when I stood upon the wave
12: Green haloed further than all arms could reach;
13: A woman when I came to earth and clave
14: Unto men's lives, filling the heart of each—
15: Then died, and took the marble for a grave.
16: Until then Praxiteles, with passionate Art
17: Sought me, and saw, and lifted me to strange
18: Life, above life and death to stand apart,
19: The one thing of the world that cannot change,
20: The true religion of the human heart.

21: But what art thou, whom in the twilight time
22: Lifted by faint or failing hands I see,
23: Repeating timidly a form sublime?
24: Whose chisel hath made mimicry of me
25: In the cold quarries of what northern clime?
26: The mid-day sun caressing, warmed the soul,
27: Long in unchiselled marble slumbering;
28: On gleaming shores that felt the rhythmic roll,
29: Of ancient azure waves: but thou pale thing,
30: Wert wrought beneath some ghost light of the pole.

SECOND VENUS. (‘The Venus of Gibson.’) 31: I am the pure ideal of a day
32: Purer than thine. Long since men put away
33: The ancient sin thou symbolest, and broke
34: Love's altars, and beat down his flower yoke;
35: No longer holding up his torch of flame
36: Drags he the soul dishevelled, and with shame,
37: A captive trampled with relentless feet.
38: Nor leads it haltered, powerless of retreat.
39: A weak, blindfolded child to consummate
40: Base union with Desire; nor a fate
41: With eyes averted, and strong cruel hand
42: Holding the shrivelled victim o'er the brand,
43: Maybe consume it as a moth at length.
44: A new and holier faith gave man new strength
45: And Athens lies a ruin, the ancient crowned
46: Passion-gods writhe as bitter serpents, bound
47: In the all-quenchless hell that gave them birth;
48: And priests of virtue have transformed the earth.

FIRST VENUS. 49: I hear the language of some Gothic lie,
50: That like a darkness bred of one blown cloud
51: Hath spread itself over man's azure sky,
52: And his affrighted heart hath disavowed,
53: The glory set before his soul on high.
54: The poisoned moments of eclipse hath wrought
55: His fair fruits bitter, and diseased his breath;
56: And in the sour ranklings of his thought,
57: He hath tormented to a sense of death,
58: The clear bright truth of life Love's self had taught.

59: For on the sure swift pinions of desire
60: The soul was wont to soar to every height
61: Of heaven; and in Love's hand the only fire
62: Burnt upward, and in his hand the only light
63: Shone for the soul to spring from and aspire.
64: And I a little higher than the heart,
65: A little further than the outstretched hand,
66: The very soul of man's soul, set apart
67: From all his shifting days, and toil by land
68: And sea, dwelt with him never to depart.

69: Sister, of all his thoughts, nowise he read
70: The marble meaning in my eyes of fate;
71: Made one with him, and mystically wed,
72: His bride, he left me still immaculate,
73: Yet had content of me, and rests, being dead.
74: What fairer helpmate is there given to each
75: Still striving soul of man for joy and good
76: 'Twixt birth and death? What virtues can they teach
77: That were not perfect in my womanhood
78: Ere gods were known or there were priests to preach?

79: For whoso looks on me is filled with faith,
80: And walks exalted in a transformed earth,
81: Worshipping alway, serving no mere wraith
82: Of dreaming, no frail vision's doubtful birth,
83: Nor leaning on the word that any saith.
84: And I am the great love, no thing may shun
85: My heart's warmth—as no flower can escape
86: The fever from the centre of the sun—
87: And I the single chastity, the shape
88: Adored by all and never given to one.

SECOND VENUS. 89: A god of virtue walked upon the earth,
90: And man repented him of love and mirth;
91: He looked upon the image he had made,
92: And, lo! 'twas naked; then he grew afraid,
93: And, with a righteous zeal, he overthrew
94: The marbles of Praxiteles: they strew
95: The trampled land of Greece; the shameless stone
96: Of Thespiae fell, and grass of years has grown
97: Over the broken Cnidian; and that pride
98: Of Athens, Artemis, whose lips denied
99: The kiss they seemed to covet—age by age
100: The growing storm of man's ascetic rage
101: Battered each sculptured fane, and burst upon
102: The chiselled idols of the Parthenon
103: With ruin; and when the vengeful tide that surged,
104: Stirred by the priests of man's new faith, had purged
105: The world of Phidias' works, or only left
106: Disordered remnants—goddesses bereft
107: Of arms and feet, Apollo scarce divine,
108: Marred of his manhood, Mercury supine,
109: Headless Cephissus and maimed daughters three
110: Of Cecrops—when the immortality
111: Of marble, fashioned in the form of lust
112: That once was Phryne, trodden into dust,
113: No longer stood between him and the sky,
114: Man put on sackcloth and rebuked the eye
115: Because of sight, and chid the hand for touch,
116: And chained the heart lest it should feel too much.
117: Henceforth the daily thought of heaven or hell,
118: Chastened man's life; almost he fears to dwell
119: His perilous time of travail on the earth,
120: Full of pollutions, knowing first his birth
121: A shame done when the face of God was turned
122: Away in wrath or pity, having earned
123: His mortal right to labour with the hand
124: Till the brow sweats as an accursed brand
125: And punishment of sin; fleeing, the while
126: His sense is linked thereto, the deadly smile
127: And lure of beauty, worker of his ill
128: And sister of the serpent-temptress still,
129: Through all his trembling and divided days.
130: The sackcloth shrouds too in a thousand ways
131: That fallen form, ere death with safe last gloom
132: Hurries it to the darkness of the tomb—
133: A rotting secret, recordless; and shroud
134: And death and the revilings long and loud
135: Of priests, yea, and corroding sermons set
136: In each man's heart, as 'twere a worm, to fret
137: Upon the earth; these have so well combined,
138: All men have passed the peril as though blind;
139: And the close veil that woman meekly wears,
140: No hand hath raised for eighteen hundred years.

FIRST VENUS. 141: Man raves, and in the madness of his dreams
142: A Moloch hath enslaved him; covetous priests
143: Have spoiled his good, and poisoned all his streams.
144: He dare not sit at any of the feasts
145: Of life, and, wholly darkened, he blasphemes
146: The goddess giver of true holiness
147: To all his days. If still his heart can find
148: A little love; if, in its abjectness,
149: A glimmering light of truth lasts in his mind,
150: So that he see not foul or meaningless;

151: Or, with distorted falsehood written o'er
152: Its shining parable of faultless Form,
153: Let him tear off the veil, and look once more
154: On woman, white divinity, of marble warm,
155: With all of life, the soul hath waited for.
156: If he but see aright, in glory sweet,
157: Unsullied by dull heresies or lust,
158: Or vile invented shames designed to cheat
159: The soul, and dwarf into degraded dust
160: That truth in which God's heaven and man's earth meet,

161: He shall be healed. For the great purity
162: Of the soft bosom, guileless in its rest,
163: Yet holding all within the mystery
164: That maketh man, shall show that God hath blest
165: Birth and the secret of humanity.
166: And if he look upon the arms that hold
167: And circle round the heaven of his bliss,
168: And the mouth with its lovelier gift than gold,
169: Stored in the consummation of a kiss,
170: Then he shall know he hath been falsely told


171: To count life's labour of relentless days
172: A cursed pain and punishment of sin.
173: Eternal light shall show the upward ways
174: Of toil, and man all holy entering in
175: Where heaven is earth's achievement and earth's praise.
176: And if he read in the revealing eyes
177: Looks of the spirit from the depths of time,
178: It shall be written in his heart what dies
179: Hopeless and lost, and what lives on sublime;
180: Clouds shall be cast away and he shall rise,

181: Lifted by love, as on a wing or wave,
182: To luminous heights above the world and live,
183: Full of all great and deathless thoughts that save
184: From death; so in no manner shall he give
185: His glory or his manhood to the grave.
186: Behold, moreover, if to the inward soul
187: Of any man there enter, to be known,
188: The presence of that Beauty, perfect whole,
189: Goddess and woman, reigning on a throne
190: O'er all the thoughts and ways with sweet control.

191: If with surpassing revelation rare,
192: The mystery of the one ineffable line,
193: Transcending time and space, changelessly fair,
194: Before and after all things, law divine
195: Enter the soul and make religion there,
196: Then is man saved; for in that soul's clear sight
197: No falsehood or impurity shall stand;
198: That soul shall fashion darkness into light,
199: And moulding human clay with holy hand,
200: Exalt man pure upon a marble height.

From “Songs of a Worker”, 1881.

Владимир Корман, поэтический перевод, 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 66661 от 17.12.2008

0 | 0 | 2344 | 20.04.2024. 15:00:37

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []