Конкурс-мем "Что если"

 

ДК объявляет конкурс на лучшую работу по предложенной теме (МЕМу) - ДК-7 МЕМ конкурса - ЧТО ЕСЛИ. С одной стороны, МЕМ тематически ограничивает предлагаемые конкурсантами работы, с другой - очень поместителен. Никаких ограничений по выбранному жанру, роду литературы не предполагается. Ограничители - качество предлагаемых работ и завершённость (самодостаточность). Иными словами, фундаментальные требования, предъявляемые детской (и взрослой) литературе. Предлагаю всем будущим участникам для внимательного прочтения статью о детских стихах Иосифа Бродского:

Стихотворения И. А. Бродского, написанные для детей и опубликованные в таких детских журналах как «Костер» и «Искорка» [1], – это, несомненно, стихотворения интересные как

детям, так и взрослым. «Следуя примеру лучших детских авторов, поэт «перевоплощается» в ребенка и начинает говорить с ним на его, ребенка, языке»[2]. Здесь следует оговориться, что детям, по-видимому, понятен верхний, но от этого не менее значимый, семантический пласт стихотворений И. А. Бродского, более же глубокий, зашифрованный в стихотворениях смысл, адресован взрослой аудитории и, следовательно, понятен ей. 

Этот пласт взрослых значений наиболее очевиден в первом «детском» стихотворении Бродского – его экспромте, написанном по просьбе Л. Лосева[3], «Под мостом течет Нева…»[4]: здесь в занимательной для детей форме фигурного стихотворения изложены крамольные по меркам советской идеологии мысли, которые еще здесь передаются прямо, а не эзоповым языком, как это будет в последующих детских стихотворениях Бродского. В последующих стихотворениях И. А. Бродского, написанных для детских журналов, отчетливо выделяются два, не соподчиненных иерархически, смысловых пласта – первый, адресованный детям, интересный им и не раздражающий советскую цензуру, и второй – скрытый, тот который в «расшифрованном» виде вряд ли бы попал в печать. Эти пласты значений являются неразрывно связанными друг с другом и образуют структуру с «двухуровневой адресацией»[4]: внешняя простота (не примитивность) «детской» составляющей стихотворений, при раскрытии «взрослого» семантического пласта, подчеркивает его глубину, а иногда и ужас того, на что поэт намекает в стихотворениях для детей. Итак, рассмотрим на примере двух «детских» стихотворений И. А. Бродского «Баллада о маленьком буксире»[5] и «Самсон, домашний кот»[6] то, как в них реализуются те особенности, о которых говорилось выше. Оба этих стихотворения написаны специально для детей[7], и это, разумеется, отражается на их структуре. Стихотворение «Самсон…» состоит из синтаксически и ритмически простых единиц – каждая строка стихотворения – это законченная мысль, включенная в ткань стихотворения, даже в том случае, когда стих не равен предложению:

 

тот — водичку пьет из Мойки,

 

тот — поужинал в помойке,

 

тот — вздремнул на полчаса,

 

тот — спасается от пса,

 

тот — совсем больной от стужи…

 

Стихотворение «Баллада о маленьком буксире» в этом смысле представляет собой более

сложно организованное единство – простые, возможно, даже сознательно упрощенные

конструкции, аналогичные тем, что мы видели в стихотворении «Самсон», чередуются со

сложно составленными синтаксическими целыми, занимающими целые строфы:

 

И когда я состарюсь

 

на заливе судьбы,

 

и когда мои мачты

 

станут ниже трубы,

 

капитан мне скомандует

 

«право руля»,

 

кочегар мне подбросит

 

немного угля,

 

старый боцман в зюйд-вестке

 

мой штурвал повернет

 

и ногой от причала

 

мне корму оттолкнет, —

 

— и тогда поплыву я

 

к прекрасному сну

 

мимо синих деревьев

 

в золотую страну,

 

из которой еще,

 

как преданья гласят,

 

ни один из буксиров

 

не вернулся назад.

 

Это объясняется смыслом стихотворения, последовательным развитием его лирического сюжета, о чем будет сказано ниже. Оба стихотворения несут на себе явный биографический отпечаток. Если адрес «прописки Самсона» («Кот Самсон прописан в центре / в переулке возле церкви») совпадает с адресом И. А. Бродского в Ленинграде на ул. Пестеля напротив Спасо-Преображенского собора в доме Мурузи[8], то место, в котором работает буксир «Антей» совпадает с любимыми местами поэта в Ленинграде – петербургским портом, той частью города, которая начинается за Обводным каналом[9]. Если Самсон именуется в стихотворении безработным («Он красив  и безработен…»), то И. А. Бродского обвиняли в тунеядстве[10]. Мечты Антея о плавании по морям («И хотя я горюю, / что вот я не моряк, / и хотя я тоскую / о прекрасных морях…») совпадают с юношескими мечтами поэта о мореходке, куда ему таки и не суждено было поступить[11]. В этих приведенных выше параллелях, наглядно проявляется двуплановость «детских» стихотворений И. А. Бродского, о которой говорилось выше: детям при чтении этих строк будет понятна и интересна только судьба буксира Антея и кота Самсона, а читатели взрослые увидят здесь, кроме того, еще и намек на биографические, зачастую сложные и драматические обстоятельства жизни поэта и его коллег («он сочувствует коллегам…») – таких же, как и он, поэтов, не имеющих возможности печататься и вынужденных существовать преимущественно на разовые доходы от литературной поденщины. Таким образом, в стихотворении «Самсон, домашний кот» практически каждая строка может быть соотнесена с событиями, местами, ситуациями из жизни И. А. Бродского. Этот втобиографический пласт значений расшифровывается, причем достаточно легко, практически всеми читателями, вступившими во взрослый возраст. Если же мы посмотрим на стихотворение «Самсон…» глазами ребенка, и я полагаю, что И. А. Бродский, создавая этот текст также «перевоплощался» в ребенка, то увидим весьма занимательную, забавную и, возможно, даже поучительную историю о домашнем коте Самсоне, проводящем свою смытую и спокойную жизнь в тепле на кухне. Акценты в этих двух «версиях» одного стихотворения расставлены принципиально по-разному:  
если во взрослой версии сочувствие читателя оказывается на стороне Самсона, который на  
ассоциативном уровне оказывается своеобразным отражением поэта в тексте, то в детской  
версии, напротив, кот Самсон воспринимается как достаточно милый, но все-таки тунеядец,  
которому, которому сидя дома, легко рассуждать о тех злоключениях, которые переживают  
его уличные «коллеги», и симпатии аудитории оказываются не на его стороне. В стихотворении «Баллада о маленьком буксире» такие отчетливо видные автобиографические элементы встречаются лишь иногда, хотя, конечно, несомненно, что практически в любом стихотворении личность автора, так или иначе, довлеет над текстовой реальностью. «Баллада о маленьком буксире» – стихотворение значительно более сложное и многоплановое, чем «Самсон, домашний кот», но и в нем также наблюдается «двухуровневая ориентация», в нем также совмещены два семантических пласта – пласт значений, рассчитанный на ребенка и пласт, соответственно, рассчитанный на взрослого читателя. В «Балладе…» поэт поднимает сущностные проблемы, проблемы и темы характерные для метафизики, метафизической поэзии (в широком, не барочном понимании), которая никогда не оказывалась на одной плоскости с поэзией детской, и, таким образом, он пересекает некую черту, всегда до него отделявшую детскую поэзию от поэзии взрослой – детское стихотворение он превращает в метафизическое – Бродский пишет метафизическое стихотворение для детей, то есть делает то, чего никто до него еще в литературе не делал. «Баллада…» является стихотворением метафизическим и, таким образом, включенным в традицию более поздней метафизической лирики Бродского, которая, по мнению некоторых исследователей, начинается со стихотворения «На смерть Т. С. Элиота», написанного в 1965 году  Зададимся двумя основными вопросами, во-первых, каким образом, с помощью каких приемов осуществляется перевод детского стихотворения в метафизический план и на кого (на взрослого или на ребенка) рассчитан этот стилистический и семантический сдвиг и, во-

вторых, что же видит и понимает ребенок, читая «Балладу о маленьком буксире»? Начнем с первого и, по-видимому, главного вопроса. Итак, как мы выяснили выше, стихотворение «Баллада о маленьком буксире» не адресовано только детям, но в то же время именно дети, как принято говорить, целевая, основная читательская аудитория стихотворения. Следовательно, все или почти все, что содержится в стихотворении должно быть детям понятно. Тогда возникает вопрос, какими способами, средствами, с помощью каких приемов поэт делает сложный, бытийный пласт значений понятным детям? Итак, главным героем стихотворения является буксир с достаточно странным для корабля именем Антей. Это имя отсылает нас к древнегреческому мифологическому герою Антею и, далее, ко всей греческой мифологии. У такого выбора имени есть по крайней мере две причины, и обе они служат решению той задачи, о которой говорилось выше. С одной стороны, имя Антей, с точки зрения самого поэта, является знакомым и понятным детям (заметим, что И. А. Бродский признавался, что в детстве зачитывался мифами Древней Греции и уже во взрослом возрасте считал, что нет лучшего чтения для ребенка). С другой стороны, миф – это чрезвычайно важное понятие в культуре, необходимое на определенной ступени развития человечества для передачи некоего опыта из поколении в поколение, причем опыт этот касается не быта, а бытия, того что мыслится Но тут же мы сталкиваемся с трудностью: какая тема, характерная для метафизической лирики поднимается в стихотворении «Баллада о маленьком буксире»? В первую очередь ребенок здесь включается в ситуацию общения с олицетворенной вещью, предметом, который в реальности не имеет голоса, но в художественном тексте оживает – с буксиром по имени Антей:

 

Это — я.

 

Мое имя — Антей.

 

Одушевляя буксир, поэт тем самым включает его в хорошо знакомы детям ряд сказочных существ предметов, таких, например, как Печь в сказке «Гуси-лебеди» или Зеркальце в пушкинской «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях».Буксир обращается непосредственно к читателю, отсюда, и простота построения предложений в первых строфах стихотворения, в которых Антей рассказывает о своей жизни в порту: в первых трех строфах мы имеем только одно сложное предложение, причем оно располагается в конце третьей строфы, до этого пред нами лишь простые предложения, каждое из которых содержит абсолютно законченную мысль. Зачастую именно так, упрощенными синтаксическими конструкциями, взрослые разговаривают с детьми. Такой стиль речи объясняется особенностями героя стихотворения – жизненным опытом и почтенным возрастом («где я был молодым…») буксира Антей. Антей приобретает все черты, свойственные живым существам: он принимает пищу («Это мой кочегар — это он меня кормит углем.»), болеет («Это два машиниста — два врача, чтобы я не хворал.») и т.п. Буксир оказывается способным и на более сложные чувства, свойственные только человеку: он имеет способность вспоминать, размышлять, грустить.

Когда мы видим уже не внешнюю сторону деятельности Антея в порту, а все глубже

погружаемся в его внутренний мир, усложняется синтаксическая структура стихотворения –

простые предложения заменяются сложными, и его семантика. В этой части стихотворения на первое место выходит «взрослый» пласт значений. Большая часть стихотворения, хоть и посвящена, казалось бы, рядовой работе буксира в аорту, может быть рассмотрена как мечта или в данном случае воспоминание о некоем идеализированном мире, где корабли (читай, люди) всех стран дружелюбны друг другу.  При этом та земля, или страна, в которой существует Антей, отчетливо противопоставляется загранице, которая предстает здесь экзотическим миром в духе неоромантиков. Нетрудно увидеть в этом намек на Советский Союз и заграницу и надежду на то, что граница между двумя системами будет преодолена. Таким образом, можно сделать вывод, что в основной, большей части стихотворения пред  нами предстает текст, произнесенный от имени буксира, текст, смысловые и ценностные акценты в котором расставлены в зависимости от «доминирующего» адресата – взрослого (в своеобразном внутреннем монологе, произнесенном от имени буксира) или ребенка (в своеобразном диалоге между Антеем и его адресатом). Если же мы обратимся ко второй, меньшей, заключительной части стихотворения, то обнаружим здесь интересное несоответствие между сложным, философским смыслом этой строфы и той пространственной точкой зрения, которая в ней реализуется. Мощный буксир, который

мы видим на протяжении всего стихотворения, здесь превращается в игрушечный кораблик,

который ногой можно оттолкнуть от причала:

старый боцман в зюйд-вестке

 

мой штурвал повернет

 

и ногой от причала

 

мне корму оттолкнет…

 

Эта трансформация происходит на наших глазах, она буквально зрима и связана опять же с

двуплановостью этого стихотворения. Здесь поэт как бы обнажает перед взрослым читателем принцип построения стихотворения и декларирует его адресованность двум группам читателей. Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод о специфике двух рассматриваемых  стихотворений. Оба они, «Баллада о маленьком буксире» в большей степени и «Самсон, домашний кот» – в меньшей, строятся по принципу семантической двуплановости. То есть каждое из них можно рассматривать с двух точек зрения и видеть в них совершенно разный смысл, каждое их этих стихотворений одновременно адресовано двум конципированным читателям, соответственно, ребенку или взрослому, который обладает фоновыми знаниями необходимыми для адекватного понимания стихотворений. В одном тексте, в единой структуре, таким образом, совмещены два полноценных и равнозначных авторских посыла, и какой из них станет доминирующим, зависит, преимущественно, от читателя.

Ащеулова П.В.

Детская комната, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 1600 № 133143 от 13.03.2018

0 | 24 | 1373 | 19.04.2024. 23:24:24

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []