Из книги "Когда говорят камни"

И сквозь зябкое сердце проходит...

Мысль далекая образа: будет гроза!

Время – душу облечь по погоде.

А душа – нараспашку. Душа в облаках, –
Где и должно душе находиться:

Меж землею и небом, купаясь в снегах,

Делать вид будто нежится в Ницце,

Отдавая юродству законную дань...

Коли есть голова  – быть секире;

В поле (двое наследников) – будет межа,

И отыщется враг, если в тире

Из дня в день, не смолкая, пристрелка идет,

Снег свинцовый сечет силуэты,

И скрипит по-особому раненый лед,

И не ёжатся люди при этом.

2.
"Мир – театр" – говоришь, и отводишь себе
Роль особую – не роковую,
А другим, кто безвольно плывет по судьбе,
Участь рабскую, то бишь пустую.

Но в "театре" давно не на шутку борьба.
"Быть – не быть?" – говорят, озираясь,
Если зритель бежит за гурьбою гурьба,
На хлопки за спиной откликаясь...

И не клюквенный сок, не картонный палаш,
Не подмостки с искусственным снегом,
А донецкая степь (ни мираж, ни коллаж),  
Покоренная Вещим Олегом.

Ни кола, ни двора у хозяев земли.
Им своё бы... Чужого – не надо!
Обернуть невозможно в комедию мир,
Почивая в землянке под "Градом".
 
3.
"Наш ты или не наш!" – землю роет комбат...
А у парня-наводчика драма, –
Что сейчас ни скажи он, – ответ невпопад:
Кто вражина – отец или мама?

Ведь не в тире... И не по мишеням стрельба,
Да и линия фронта ни где-то,
А по сердцу прошла... Кто-то скажет: "Судьба" –
На курок надавив пистолета.

И комбат, как портянку, рвет рыком гортань.
А наводчик, по сути, салага!..
Пуще смерти боится шагнуть через грань,
Где потом, ни сомнений ни страха.

Говорит: "Не могу! Тут – жена, а там – мать!
Здесь и там всюду наши, батяня!"
А комбат... Что, убитому трижды, сказать?..
Если душу оставил в Афгане?  

* * *
Переложив свою вину на прочих,
Политики в сомнениях не вязнут, –
Распутицу вселенскую пророча,
Пугают долы гусеничным лязгом.

Мне плюнуть бы на них с горы высокой –
На плясунов с огнем на бочке драной,
Но от предчувствий в горле пересохлом –
От пороха першит, и ноют раны.

Зажёван болью, как штанина цепью.
Дурную весть нести в народ, не смея,
Кручу педали памяти бесцельно,
От ужасов грядущих цепенея.

С чужих речей ни лоскутка надежды,
Не выкроив на жизнь себе ни разу,
Шью чаянья на вырост, как одежды,
Что должен победить в итоге разум.

«Кто виноват?» – вопрос меня не мучит, –
Ответ над каждым все равно прольется:
В конце тоннеля сполох неминучий
Карающим ответом разорвется.