И всё-таки - Пушкин!

 

 

                                                         Мой друг, Отчизне посвятим

                                                          Души прекрасные порывы.

                                                                                                         А.П.

И всё-таки – Пушкин! Нам просто нельзя без него.
Он в радости – с нами. Он с нами – в годины разрухи.
Любил он Москву. Тосковал над холодной Невой.
Но счастлив он был (чем горжусь несказанно!) – в Гурзуфе.
Я к бюсту его только чистые мысли несу.
Скромнеют пред ним
обладатели разных там премий.
Когда к Аю-Дагу тропинкою по Суук-Су
иду, я мечтаю, что он здесь бродил в своё время.
У грота пройду, посмотрю на гряду облаков,
бредущих куда-то, не знающих догм и запретов.
Я тоже создатель довольно приличных стихов,
но как-то при Пушкине стыдно назваться поэтом.
И даже – кощунственно! Разве порывы души
прекрасны сегодня? Отчизна? Ну что тут попишешь?
Когда раздирает её на куски за гроши,
дорвавшийся к власти, нахрапистый класс нуворишей.
Крым Пушкин воспел, как уже не воспеть никому,
и всю свою жизнь он мечтал о Таврическом крае:
не зря в Симферополе памятник светлый ему,
не зря ему памятник светлый –
и в Бахчисарае.
Но всё же – Юрзуф! Дух Поэта здесь с нами всегда.
Здесь чтят его свято.
Чтят слово Поэта и славу.
И если на небе Поэзии светит звезда,
она над Гурзуфом сияет все ночи по праву.

Я НА ПУШКИНСКИЙ ПРАЗДНИК В ГУРЗУФ   ПОЕДУ!

Я на Пушкинский праздник в Гурзуф поеду!
А народу, Господи, ну как на рынке!
Над своим тщеславием одержать победу
потрудней, чем выиграть бой на ринге.
Этим самым воздухом здесь дышал Он.
Из платана луч солнца  падал, что дротик.
Как при Нём, при Гении, в ритме шалом
бьются волны дерзкие в скальном гроте.
Потусуюсь в парке я средь богемы,
на бомонд на местный навею скуку:
ни в воде не тонем, не горим в огне мы,
даже праздником сделали с Ним разлуку.
О, Поэт сильней, чем его убийца!
Я и в первый раз так скажу, и в сотый!
Выстрел, что ли? Вздрогну от вспышки блица.
Я – на фоне бюста! – крутое фото!
Всё уйдёт! Но со мною, как свет в окошке,
навсегда останется, кем ни стань я,
что Поэт морошки просил, морошки
уходя. Не клянчил Он состраданья!
Я на Пушкинском празднике эти строки
не присвою, не думайте, я не пьяный:
написала поэт их такой же стойкий,
с очень пушкинским именем – Бек Татьяна.
Посему и примем на грудь по полной
вот за этот воздух, каким дышал Он!
Как при Нём, при Гении, бьются волны!
Да одно уж это, клянусь, немало!

*«…Пушкин, уходя, просил морошки,
морошки, а не жалости людской…»
Т. Бек

 

* * *

…Возьмёшь, о юности скорбя,
весны почуя биотоки,
стихи. И поведут тебя
на правый суд святые строки.
Поймёшь, что «нажитое» – дым.
А вот чем жили, да и живы:
«Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!»…

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН В ГУРЗУФЕ

 

                          (а к р о с т и х)

Алеет Аю-Дага тёмный склон,
Лазурь легла на гор окрестных главы,
Есть тропка, по которой шёл, влюблён,
К скале над морем Гений Русской Славы.
Санкт-Петербург, Москва, – какая чушь!
Ампир столиц тоской покрыт и стынью.
Навеки гонит их из чистых душ
Дорожка эта под юрзуфской синью.
Рассвет уже заполнил окоём,
Светило утвердилось в небе прочно.
Езда верхом, особенно вдвоём,
Располагает к рифмам в час полночный.
Горит звезда у бледной лунной лунки,
Ерошит ветерок листву куста…
«Евгения Онегина» задумки
В Юрзуфе зародились неспроста.
И неспроста здесь немоты вериги
Чугунный свой прервали произвол.
Поэзии неповторимой миги
У нас, в Юрзуфе, Пушкин вновь обрёл.
Шумели волны, шли на скалы шало,
Кипели юной силою сердца,
И ничего ещё не предвещало
Ни новых потрясений, ни конца.
Вдали кричали перепёлки резко,
Густела даль, дышала всласть земля.
У счастья адрес есть - семья Раевских,
Россию понимавшая семья!
Здесь Дух Поэта! И душевный трепет
Унять ещё никто не смог из нас.
Фривольных волн и шепоток, и лепет
Ещё о Нём не кончили рассказ…

 

ПУШКИНСКИЙ   ПРИБОЙ

 

Мы знали, пушкинский прибой здесь вечен, всё резвится юно,

и здесь мы поняли с тобой, что нам благоволит Фортуна,

что воздух юности вокруг магичен, как поэта слово,

и этой бухты полукруг лежит на счастье, как подкова.

Иначе, как ты объяснишь

луны всевидящее око,

и что за рокотом – вдруг тишь,

и снова – вслед за тишью, – рокот?

А генуэзская скала, над морем дремлющая чутко,

в такие дали увела души мечтательные чувства,

что оживающий восток стал зарожденьем новым света,

и снова не хватает строк, чтоб описать движенье это.

И мы бредём туда, где грот,

где ветра с тенью пантомима,

и тропки плавный поворот

сближает нас неудержимо.

И почему на Аю-Даг смотря, чтоб выбрать фон для фотки,

Вдруг я услышал лёгкий шаг его стремительной походки?

Сюда спешим с тобой не зря, хоть в мистику не верим вроде:

здесь та же самая заря по пушкинским аллеям бродит.

Мелькнул знакомый силуэт…

Ты щуришь с недоверьем глаз, но

Юрзуфу завещал поэт

свой дух бессмертный не напрасно.

Здесь «мимолётное виденье» душе сияет, как звезда,

не позабуду этот день я уже нигде и никогда.

И вечный пушкинский прибой шуршит, бурлит, резвится юно,

здесь нам благоволит с тобой, как фея добрая, Фортуна.

И добродушный Аю-Даг

всё помнит, как под гул прибоя

бродил в ночи «Курчавый маг»,

где бродим мы сейчас с тобою…

 

АЮ-ДАГ   В   ГРОЗУ

 

Как грозен Аю-Даг в грозу!

Валам, взбешённым, нет предела!

И стрелы молний на Гурзуф

Шлют дерзко тучи то и дело.

 

А ты стоишь над гротом Пушкина

Средь гула, грома, в полном мраке,

И волосы твои распущены,

Как мушкетёрский плащ в атаке.

 

 

 

 

Вячеслав Егиазаров, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 1417 № 127765 от 06.06.2017

1 | 4 | 1143 | 20.04.2024. 07:36:14

Произведение оценили (+): ["Сергей Буртяк"]

Произведение оценили (-): []