Московские этюды

 

Вечер

 

Господь на небесах затеял сварку,
К зениту мощный подключив катод.
Июль пылает жаркой кочегаркой,
Листва натужно дарит кислород
Разгорячённому подвыпившему люду,
Заполонившему бульвары и пленэр:
Народ построен, подготовлен к чуду —
Ведь изготовлен он в СССР.

И вот — разверзлось.
Как ещё иначе?
На лесках струй — наживкой — пузыри.
Куда ж тут плыть?
Или лететь, тем паче?
И чем стрелять, когда промокли газыри?

Ушат воды слегка приправлен градом —
И лак авто гремит, как барабан.
Огни стоят — забита эстакада.
На паузе московский чистоган.


Москва, 13.07.2016

 

***

 

 

На закате

 

Над моей головой опрокинуто море —
Багровое море пылающей нефти.
И дымные волны опустятся вскоре
На статуи ангелов, храмы гешефта...

Нисходящее солнце вот-вот обесточит
Вольтовы дуги расплавленных стёкол.
А призрак с Лубянки упорно не хочет
Переселяться за станцию Сокол.

Но его выдворяют аж в Шереметьево
За недопустимое тайн недержание
Дежурящие на площадях столетиями
Окаменевшие горожане.

Сиренами взнуздан слух дирижёра —
Симфония вечера ими размечена
На куски партитуры. И черти-стажёры
Увлечённо заняты вочеловечением.

 

***

 

На заправке

 

Шестиного-устойчив, насекомо-проворен,
Огнедышащий пёс на рекламе "Аджипа" —
Вымпел старых, привычных, проверенных войн,
Геральдический выкрик, достойный Агриппы.

Огнедышащий пёс, налакавшись бензина,
Дышит в спину напористо-яростным жаром;
Горло твари веками терзала ангина —
Вот на этих кормах и работает даром.

Мы сжигаем резину и калечим машины,
Огнедышащий пёс, покажи нам дорогу —
До Безумного Макса осталось немного,
Мы тебя установим на горных вершинах.

Огнедышащий пёс, ты рождён от вулкана,
И, воспитанный на перегонном заводе,
Хорошо понимаешь, что льём мы в стаканы —
И в походе, и даже на отдыхе, вроде.

Превращается в выхлоп в конечном итоге
Жизнь — его мы считаем душою, наверно.
Огнедышащий пёс, что ты знаешь о Боге?
Что Он делает дизель, свободный от серы?

Что Он создал моторы и руль, и коробку
Передач — всё в довесок к колёсам —
А теперь, заключённый в кавычки и скобки,
Не вникает в возникшие после вопросы?

В такт дыханию щёлкают счётчик и касса.
Доливай, огнедышащий пёс, до упора —
Без разбора — блондинкам и конченым асам;
Надо ехать, и к чёрту дорожные споры.

 

***

Графика

 

Штрихи снежинок всё длинней,
И чёрно-белая гравюра
Растёт в объёме. Иней в ней
Из веток вылепил эпюры.

Трамвай навинчивает рельс,
Как макаронники спагетти.
В аптеке старый Парацельс
Над рюмкой сгорбился в берете.

Сквозь воздух сетью перспектив
Мотаются координаты
Бульвара. В точку их сгустив,
В деревьях прячется пернатый

И молча сносит снегопад,
Несущийся горизонтально,
Что был заявлен как финальный,
Но как-то вдруг и невпопад.

И звёзды, к небу охладев,
Летят белёсыми шмелями
И тонут в сквозняках. Щелями
В мир проникает чёрный зев

Небытия. Он меж штрихами
Пера, карандаша, резца
Есть созревание конца,
Всегда чреватое стихами.

***

Съёмка в режим*


О.


Когда на город за окном
Вечерние ложатся тени,
И летний тон, сменив весенний,
Мечтает только об одном —

Сбежать и плыть по небесам,
И вместе с воздухом струиться,
Где тот едва струится сам,
Огню заката покориться,

Впитавши ультрафиолет,
Вести его к ультрамарину —
Нет масел тут писать картину
И слов для протокола нет.

Легла глубокая эмаль
В домов проёмы и на крыши,
Темнея кверху, — выше, выше —
Сквозь синеву мерцает сталь.

Обычно этот цвет — печаль.
Но только не в вершине лета.
И, в летних раскалён печах,
Всё гуще тон — как при свечах.
В нём зажигается комета —

Слетевшая с оси звезда.
На Павелецком поезда
К абстрактному уходят югу,
На деле двигаясь по кругу.
И Ваше "нет" — на деле "да".


____________________
*время суток в кино

 

***

 

 

Поздние сумерки в Замоскворечье

 

 

Малиновый зефир в фиалковых волнах,

Как сахаром, припудрен лунным светом.

Фонарь и тень, и в ветках — тихий птах,

Работающий по ночам поэтом.

 

Под деревом сидит Габдул Тукай,

Новокузнецкое исследуя теченье,

А мимо тренькает булгаковский трамвай,

Распространяя слабое свеченье.

 

Трактир на Пятницкой давным-давно закрыт,

Но посещаем теми, кто здесь умер.

Замаскированный в замоскворецкий быт,

Он не учтён в Большой Татарской умме.

 

Над вестибюлем, там, где срыли храм,

Мерцают крест и купол Параскевы.

Шарманщик-призрак бродит по дворам,

На лестницах слышны его напевы.

 

И облака в фиалковую ночь

Плывут малиновым и сахарным зефиром —

Ордынка, брака смешанного дочь,

Их обожает с водкой и кефиром.

 

 

12.07.2016

 

***

 

Карма

 

Вокруг посольства Индонезии
Сухарто бродит тёмный призрак.
И кровь — горючее поэзии —
Бежит по рельсам: верный признак,

Что духи мёртвых коммунистов
Ещё вернутся на Суматру.
Над Явой и Бали нависнут.
Придётся йогам жить без мантр,

Без завываний — муэдзинам,
И каст обратный распорядок,
Малайской жутью опрокинут,
Отравит нейротропным ядом

Неприкасаемых, браминов,
Самодовольно наглых кшатри...
О, зло жестоких ассасинов
Вернётся сумрачной Суматре.

Бали и Яве. Станет явным
Хозяином народной массы,
И души снова будут главным
Сокровищем партийной кассы.

Пока же демоны Сухарто
Терзают Киев, Львов и Харьков
И лезут на Донбасс в азарте,
И на Россию дышат жарко.

А у посольства Индонезии
Булгаковский трамвай всё режет
Башки парторгам бесполезным.
И крики их слышны всё реже.
 

 

 

***

 

Восемь, Москва, снег

 

 

Жемчужно-серый небосвод

К земле приклеен мокрым снегом,

И злющий утренний народ

Не выспался перед забегом.

 

Нам камень в русский огород

Давно заброшен печенегом.

Но среди множества природ

Моя сильна дождём и снегом.

 

Редеет утренний туман —

А всё равно не видно солнца.

Украл его у нас шаман.

Но сердце наше всё же бьётся,

 

И красный итальянский Кремль

Хранит наш белоснежный стиль.

Иван Великий снегу внемлет

И пишет втихаря стихи.

 

3.12.2016

Тимофей Сергейцев, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 1565 № 125722 от 22.02.2017

0 | 0 | 1102 | 18.04.2024. 03:37:42

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []