Фэн Янь-сы На мелодию "Бодхисаттва-инородец" (краткий анализ)

Дата: 03-01-2017 | 21:00:18

Одной из отличительных особенностей китайской поэзии является отсутствие определенности высказывания, уход от прямого выражения чувств, многозначность, предполагающая свободу восприятия, и вместе с тем, глубина мысли и подтекста, того, что за словами, вне слов. Существует особое понятие хань сюй – так называемое «таящееся накопление». В «Поэме о поэте» автор, Сыкун Ту (837-908), описывает сущность хань сюй следующим образом:


«Поэт, ни единым словом того не обозначая,

Может целиком выразить живой ток своего вдохновения.

Слова стиха, например, к нему не относятся,

А чувствуется, что ему не преодолеть печали.»

(Китайская поэма о поэте. Стансы Сыкун Ту. Пг., 1916. Перевод В. М. Алексеева.)

 

     Попробуем рассмотреть, насколько сохраняется это понятие в лирических стихах цы на примере одного цы Фэн Янь-сы (903 – 960), поэта, стоявшего у истоков жанра.

Расцветшие на излете династии Тан (золотого века китайской поэзии)  стихи этого жанра, безусловно, характеризуются более откровенным выражением чувств, нежели в классических стихах ши. Тем не менее,  вышедшие из-под кисти поэтов, получивших классическое образование (которое включало в себя, помимо прочего, обязательное знание всей предшествующей поэзии, начиная с Шицзин – Книги Песен (6 – 5 вв. до н.э.)), стихи цы наследуют из Танской поэзии ее  сущностные каноны, средства художественной выразительности и прочие поэтические приемы. Рассмотрим подстрочник нашего стихотворения:


Окружающая (дом) галерея, дальние ступени зарастают осенней травой,

Душа в царстве грез за тысячу ли у зеленых ворот на дороге.

Попугай сетует долгое ночное время,

Яшмовая клетка, золотой запор наискосок.

 

Шелковый полог, среди ночи поднимаю(сь),

Серебристая (холодная) луна прозрачна подобно воде.

Белая роса не становится круглой (сочится, стекает),

Драгоценный чжэн оплакивает оборванную струну.

 

Что мы можем понять из этого стихотворения?

Первая строка определяет место и время действия: осень; галерея/терраса вокруг дома говорит о доме небедном, скорее всего, доме какого-то сановника. Ступени, зарастающие травой/мхом, - о заброшенности, одиночестве. Дальние ступени/крыльцо, - возможно, о статусе героини, вероятно, наложницы богатого чиновника (по некоторым материалам, крупный сановник должен (!) был иметь одну жену и двух наложниц).

Вторая строка вводит нас в состояние героини: душа ее грезит в разлуке о возлюбленном, который находится, по всей видимости, на службе в столице (беспечально проводя время?), зеленые ворота – метонимия Чанъани – столичного города династии Тан, зеленый цвет имели юго-восточные ворота при въезде в город.

Третья-четвертая строки создают образ птицы в золотой клетке. Несложно догадаться, что иносказательно автор под образом птицы подразумевает героиню, томящуюся взаперти. Подтверждает это иероглиф 怨 юань (сетовать: «попугай сетует»), обозначающий довольно сильные чувства, человеческие и, конкретно, женские, - от обиды, ропота, до печали, скорби. Чаще всего переводится как «сетования», и сразу отсылает китайского читателя к целому пласту в китайской поэзии, стихам об отлученной наложнице/брошенной возлюбленной. Каковой (китайский читатель) моментально видит перед своим взором череду образов, созданных различными китайскими поэтами, начиная с  выдающейся поэтессы 1 в. Бань–цзеюй с ее «Одой о собственной печали»:


«Цветущий дворец во прахе, / на яшмовых ступенях – мох;

Внутренний двор густо зарос, / зарос зеленой травой»,

 

Се Тяо (464–499) «Сетование на яшмовых ступенях»:


 «Вечером в тереме / опустила жемчужный полог;

Блеснул светлячок / - погас-растаял во мраке.

Долгая ночь… / Шью одежды из шелка;

 Думы о вас / - когда же конец им?»,

 

и заканчивая очень известным стихотворением Ли Бо (701–762) с аналогичным названием, обратившись к которому, мы видим множество совпадающих с нашим цы деталей:


«Яшмовое крыльцо / рождает белую росу;

Ночь длится… // Полонен шелковый чулок.

Вернуться, опустить / водно-хрустальный занавес -

Звеняще-прозрачный… // Созерцать осеннюю луну.»

 

 - мы видим здесь в обоих случаях и «длящуюся ночь», и полог/занавес над постелью героини; образ луны, очень красиво преобразованный в цы, в сравнении ясного лунного света со спокойно мерцающей чистой, прозрачной водой;  и «белые росы», примету наступающих холодов, символ быстротечности человеческой жизни:

Се Тяо (464–499) из стихотворения «Осенняя ночь»:


…Как знать, / откуда белые росы сходят?

Безучастно смотрю, / как ступени предо мной намокают.

Кто может / долго в разлуке прожить?

Осень на исходе, / зима настигает!

 

Здесь, кмк, «белые росы» - иносказательный образ льющихся непрерывно слез героини.

У Ду Му (803-853) в стихотворении «Осенние дни»:


Цветок лотоса ловит листок плакучей ивы, // Оба не в силах выдержать осень.

Белая роса сочится слезами, // Осенний ветер навевает тоску…

 

Кроме того, белая роса в китайской поэзии часто сравнивается с инеем.

Осенний иней и холодная луна перекликаются со стихотворением Бо Цзюйи (772—846) «Сетования в холодном тереме», в переводе Л. Эйдлина:


«Холодный месяц далек и чист, / в глубокой спальне тишь.

На занавеску из жемчугов / бросает тень утун.

Осенний иней вот-вот падет, / то чувствует рука:

При свете лампы крою и шью, / и ножницы – как лед.»

 

Так холодная луна вызывает ощущения холода и бесприютности.

 Как кульминация нашего стихотворения – рвущаяся на чжэне (разновидность цитры, наподобие гуслей) струна, что еще более усиливает отчаяние и разочарование героини.

 

Таким образом, мы можем видеть, как поэт, практически «не единым слово того не обозначая», рисует безутешные чувства опечаленной, горюющей в одиночестве вдали от  возлюбленного, женщины.  И при этом все стихи предшественников, перекликающиеся с этим цы, наслаиваются, пересекаются, переливаются своими образами и запрятанными в них чувствами,  создавая в восприятии читателя невообразимой глубины и высоты образ /многомерную живую картину, словно отражение в темной глади вод - многослойной башни  в окружении то ли водорослей с недвижимыми рыбами и камушками, то ли деревьев с застывшими облаками и парящими птицами…

Возможно ли перевести / представить это - на русском языке, Бог весть?

Но, наверное, пытаться стоит?

:)

 

Ступени у дальнего края террасы осенней травой заросли,

Душа у зеленых ворот заблудилась, в Чанъани, за тысячу ли.

Досадует долго в ночи попугай, одинок,

Висит золотой на нефритовой клетке замок.

 

Давно уже за полночь, шелковый полог сверну,

Смотрю на подобную водам хрустальным луну.

От белой росы рукава намокают сильней,

И рвется струна, плачет чжэн драгоценный о ней.

 

冯延巳  菩萨蛮


回廊远砌生秋草,梦魂千里青门道。

鹦鹉怨长更,碧笼金锁横。

 

罗帏中夜起,霜月清如水。

玉露不成圆,宝筝悲断弦。




Алёна Алексеева, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 338 № 124664 от 03.01.2017

0 | 4 | 3141 | 29.03.2024. 01:36:36

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


большое спасибо, Леонид Борисович!

с Новогодьем!

Геннадий, спасибо за прочтение, очень благодарна.
согласна с Вами, и мне тяжело разбираться, с каждым новым стихотворением, помогают лишь китайские комментарии, в которых (для большинства известных стихов) даются не только комментарии, пояснения, анализ текста, но и пересказ-перевод на современный китайский язык (то есть и сами китайцы сейчас не всегда могут вполне понимать старинную поэзию).
а "для чайников" предназначены практически любые наши художественные (не научные) переводы. почему? очень просто. потому что переводили и переводят как правило пейзажную лирику, в которой первый, поверхностный слой/план будет понятен любому. это пейзаж. красивый, экзотический: горы, луна, гладь озера, лодочка рыбака. и т.п.
философские, стихи социального плана со множеством культурных реалий и всяческих отсылок - почти не переводили (разве что для научных целей).
в остальном, что касается иносказательности, понимания чувств, таящихся за словами, то чем больше читатель читал переводов (много китайской поэзии переводили  и публиковали в советское время), тем дальше за первый план он заглядывает.
спасибо за вопрос!