Владимир Ягличич Смерть деда - 12, 13 и другое

Дата: 18-12-2014 | 07:57:45

Владимир Ягличич Смерть деда - 12
(С сербского)

Цемент, дощечки, мастерки.
Собрали дельную бригаду.
Глаза спокойны и зорки.
Мы трудимся. Вздыхать не надо.
Мы строим, строим - не шутя.
Пусть будет мраморной, сестрица,
и, позолотою блестя,
сто лет красуется гробница.

Ракию мастеру доставь,
и остальным неси хоть что-то,
чтоб снять с души печаль и ржавь
и нашу горькую заботу.
А то один лишь ветерок
летит нам в помощь, чтоб взбодриться,
но все усилия не впрок,
когда б ты не пришла, сестрица.

Старались не скривить объём,
потом всё вышло честь по чести.
Когда присели за столом,
то дружно обсудили вести.
Использовали весь раствор.
Прилежно прикрепили фото
и, будто мы сплочённый хор,
нам даже спеть пришла охота.

Удачный выпал деду ряд.
Скворцы сидят, друг дружку клича.
Здесь братья дедовы лежат.
Невдалеке село Гледичи.
(Их видно в солнечный денёк,
когда весь воздух чист и растрист,
а пролетевший мотылёк
прочертит горизонт крест-накрест).

Мы строим, строим. Лишь чуть-чуть,
и будет всё вполне готово.
Мы не хотели посягнуть
на все вселенские основы,
зато успели рассмотреть,
как ты у нас стройна, сестрёнка,
пока ты шла, неся нам снедь,
а мы вовсю стучали звонко.

----------
Цемент, дашhице, мистрије -
то веште руке редују,
и око гледа бистрије,
и јецаји се не чују.
Зидамо, зидамо гробнице,
у мермеру и позлати,
по томе hе нас, сестрице,
и ни по чему познати.

Мајстору подај ракије
и нама добре окрепе,
да се и душа напије,
да заборави погребе,
ко тело ревне преслице
врцка се ветар, шапори,
и најлепши су, сестрице,
ти узалудни напори.

Овде смо опсег зајели,
тамо стрефисмо исцела,
а потом смо се најели,
бистрили абер из села,
а кад и бетон свладасмо,
и налеписмо сличице,
јекнусмо, скоро радосно,
ко што кликују тичице.

Добро је овде дедици,
шта фали - с браhом врх села:
тамо се смеше Гледиhи,
ту дом је видан с видела
(додуше кад је сунчано,
и кад се пропнеш на прсте).
Лептири, врпцом пупчаном,
сјај само што не покрсте.

Зидамо, зидамо, зидамо,
још мало па је готово.
Ништа тек ту не издамо
у једнакости потоньој.
И никад дублье, ведрије,
не схватасмо, ван пожуде,
како си лепа, сестрице,
док уз брег носиш понуде.



Владимир Ягличич Смерть деда-13
(С сербского).

Посещение

Добрался. Первая забота,
едва свернул к нему с дороги,
взглянуть на дедушкино фото.
Смотрю. Переминаю ноги.
Уже и мрамор в ржавых пятнах.
Летает пляшущий листок...
Нас вечно тянет вспять, обратно.
Любой по сути одинок.

Из жизни год за годом вычтем.
Кто будет помнить нас потом ?
Вода нам шепчет те же притчи.
Всё тот же ветер день за днём.
Я не пуглив, не вроде зверя,
но есть во взгляде дикий свет.
Глазами свой участок мерю.
Тот мерку снял с меня в ответ.

Был жив - был горд и одинок,
потом вольёшься в легионы
из душ без целей и тревог.
Войдёшь в безликие колонны.
Все рифмы важны лишь тебе,
а в небе рай для безымянных,
там примут всех, кто пал в борьбе.
Там нет ни званных, ни не званных..

Так что же делать ? Все там будем.
И я иду с погоста к людям.
И в небе яркое свеченье -
оно - хорошая предтеча,
сердечных слов и ободренья
во время нашей доброй встречи.

-------------------------------------
Посета

Кад доджем, дуго, никуд
не одлазим. Ту бдијем.
Гледам дедину слику,
патиком земльу ријем.
Пратим плес масних влати,
рджу што гризе кам:
сваки се човек врати,
сваки је од нас сам.

Пролазе наше године
и - ко да нас се сети?
Исте су приче водине,
и исти ветар лети.
Не презам ту ко зверка,
ал дивлье су ми зене:
парцелу своју меркам,
парцела мерка мене.

Био је човек једно
да врати се у мноштво.
Отуда непобедно
и ватрено убоштво,
отуда ове риме:
а свод нас у род броји
с оним што нема име
тек кад нас чудно споји.


Враhам се меджу льуде
што чеканьем ми нуде
мајушно озаренье -
као радосне вести,
ко мало охрабренье
трен, кад hемо се срести.



Владимир Ягличич Особое место
(С сербского).

В этом месте во мне оживает былое.
Здесь, при виде пустого жилища и хлева,
вспоминается жар вперемешку с золою,
снова в памяти слышу родные напевы.
Видишь пень ? Мне мерещится дед мой старый,
говоривший о мире, где льются кровавые росы.
Где холодный очаг, там был пламень ярый,
а в медовом лугу будто вновь зазвенели косы.
Где нынче разломан забор и крадутся кошки,
мне до боли все комья и все уголки знакомы.
Я мальчишкой здесь бегал босой по дорожке.
Но солнце уже - не то, и месяц блестит по-другому.

Посебно место

Ово место за мене оживети још уме,
мада је голи камен, празна куhа и штала,
и како ме доведеш овамо, бели друме?
У ову је празнину сва историја стала.
И где ти видиш трупац, видим на ньему старца
који ми објашньава свет овај смртоносац,
где је огньиште хладно мени ватра зајарца,
ливаде медне коси још увек сабласни косац.
И где је плот развальен, и где се шуньа мачка,
и где до бола познат сваки грумен и тресет,
где је босила нога детиньа и дечачка -
сунце не греје исто, и не сја исто месец.



Владимир Ягличич Дома
(С сербского).

Солнце неспешно мерно спускалось,
будто бы к смерти уже готово.
Весь небосвод превращался в хаос,
и собирались заухать совы.

Вот оно умерло. Тени насели.
Спрятали стойло, хлев и ограду.
Храбро заткнули вокруг все щели.
Скрыли лесное кабанье стадо.

И наступило то время суток,
когда неизбежно заснуть охота
и приоткрыты для тех, кто чуток,
тайные козни и все комплоты.

Только леса по ночам - в тревоге.
Ветер задует - кончается дрёма.
В тёмное время маячит в дороге
трепетный символ тёплого дома.

Наши дома в темноте - на страже.
(В них начинают лампы светиться).
Окна квадратны, ярки и даже
напоминают девичьи лица.

Нас они терпят - с руками, с ногами;
любят по-ангельски, - без причины,
в наших постелях и за столами;
всех - от рождения и до кончины.

Куhе.

Сунце је споро мрело. Као
сво вече да је смрт чекало.
Да уруши се свод у хаос,
и да најави ноћ дрекало.

И најзад умре. Јуриш сенки
храбро освоји шталу, обор,
празну пуклину у лименки
и дивльих свиньа шумски чопор.

Наступа тврди час у души
кад льудска биhа сан обори,
кад кују се, за фине уши,
заверенички договори.

Час кад је шума само бдела
страхом од ветра и полома,
и кад у ноhи, без видела,
израста симбол топлог дома.

Јер су нам куhе сву ноh будне,
(сјаје дворишне сијалице):
све четвртасте, беле, чудне,
ко доброhудне дунде лице.

Трпе нас, наше руке, косе,
воле нас, ал божански, немо,
каучима где льубимо се,
спавамо, и где умиремо.



Критик - на полях книги.

Книга дочитана. Выскажу несколько строк.
Она - не шедевр. Рифмы - не модные ныне.
Истины ради: разбор мог бы стать очень строг -
как хмельной господин стал бы судить рабыню.
Но есть в ней искренность; она честна, правдива.
В ней, в честь всем близким, - дань сердечной теплоты;
дань матери с отцом и добрые мотивы.
В ней в пламенных стихах воплощены мечты.
И посвящение: "Тем, кто во мне самом
ещё живут !" И выставлены даты.
Как это дорого, что мы не предаём
забвенью близких нам, с кем жили мы когда-то.
Я постоянно с осторожным удивленьем
гляжу на тех, кто ищет выгод в суете.
Я вечно угнетён, считая пораженьем,
что наши руки тщетно тянутся к мечте.

------------------------------------
Критичар, на маргини

Кньига је дочитана. И сад остаје руб.
Она је неуспела. Невештих рима дар.
Ко би истину, овде мора да буде груб,
како је према робу припити господар.
Ал има нешто. Она искрена је, поштена.
Оцу и мајци песме посвеhене су, све.
А негде другде hе се догодити промена
која у складне версе надописује сне.
И та посвета: „Ньима, који у мени само
овога трена живе.“ И датуми годишта.
Зар и то није важност, уз коју призивамо
себе из нечег мртвог што слеже се у ништа?
Зато, опрезан, увек, са немоhи и болом,
и оштар са онима који добитак лове,
трудим се разумети. Заједнички је полом,
и наша свака рука што не домаши снове.


Владимир Ягличич Русско-украинская свара
(С сербского).

На экран мне больше уже не глядится:
развалины, взрывы -
я бы хотел покоя.
Как легко перейти границы,
возникшие всем на диво,
где было совсем другое.

От единой державы до перепуга:
где были крепки объятья,
теперь теребят и грызут друг друга,
как могут одни лишь братья.

--------------------------
Руско-украјински рат

У екран више не зури ми се:
руине, експлозије -
мира ми устребало.
Лако се преджу све границе
где их требало није,
где није их требало.

Од царства истог до поруге
чиме се царство плаhа.
Тамане ревно једни друге -
како могу тек браhа.


Владимир Ягличич Именины
(С сербского).

Как фронтовая канонада
пошла во время снегопада.
Снег с крыши рухнул невпопад -
так вся душа свалилась в ад.
Жена ссыпала соль в солонку -
подумал: сгрузили щебёнку.
Я дома. Отдых. Перекур,
а в голове - былой сумбур.
На кухне - жарка, пар, кипенье.
Спешим, готовим угощенье.
Посудный звон, от печки чад -
стрельба, орудия палят.
На блюде - тушка поросёнка,
в бульоне - косточки цыплёнка.
Я ж вижу неживой оскал
и поле с трупами в повал.
Возникла девка полковая,
зовёт меня под мост, за сваи:
"Не мешкай, враг силён и лют,
а утром, может быть, убьют".
Исчезла грань меж сном и явью.
Забыл, где слава, где бесславье.
Супруга в кухонном дыму
всё ждёт, что крепче обойму.
Как дом заснёт, уедут гости,
вдвоём согреем плоть и кости

----------------------------
Владимир Ягличич Слава

Претрнух: исти снег, ко онда,
и канонада, ко са фронта,

то суну с крова хрпа снега,
из мене крете ка дну свега?

Кипују шодер на туцаник,
ил жена сипа со у сланик?

Да, код куhе сам. джутке пушим.
Све је дальина, сад, у души.

Варива, шпорет, и угльевлье.
Гости и својта, свакодневлье.

Звека таньира, вильушака,
ил јека бомби и пушака?

Је л то прасеhа глава, пире,
то батаци из супе вире,

ил кез мртваца, и дроб просут,
и лешевима чаир посут?

То војничка ми нуди курва
да с ньом се у сласт црну сурвам:

„Не часи часа. Доджи. джути.
Сутра hеш можда погинути!“

Ил моја жена, ноh, у кујни,
чека да груди јој обујмим,

кад усну деца, оду гости,
да помешамо плот и кости,

медж несаницом и нејавом
са спасоносним заборавом.



Владимир Ягличич Гераклит
(С сербского).

Мир -это свалка с мусором смрадным.
Город - кровавый упырь под горой.
Право же, лучше играть с детворой,
чем управлять этим городом жадным.
Возле святынь в нём живут святотатцы.
Купля-продажа ведётся века.
Вряд ли застынет такая река.
В той же воде никому не купаться.
Выйдя из знати, гнезда я не свил:
без привилегий и небу не мил.
Ищу, где пылает приютное пламя.
Свободен - без слуг, без родни, без пут.
Хочу, чтобы хор возглашал перед нами:
пусть грязные души друг друга сметут.

-------------------------------------
Хераклит

Свет, отпадака врв у гомилама,

град, крилат вампир, крвав, под месецом.

Није ли болье играти се с децом

но управльати овим градом с вама?

Хтели би где су богови и свеци,

то: да се место купи, или прода.

Не знају, чвршhа од ньих је и вода,

ни окупати у истој се реци.

Ја, усамльеник племенита рода

без дворске плате, с немилошhу свода,

без господара, робова и својте,

пронашао сам пријательску ватру.

Хорови драмски, о овоме појте:

да hе нечисте душе да се сатру.


Владимир Ягличич Тряпка
(С сербского).

Нигде не сыщешь окаянной !
Мечусь в квартире ошалело.
Пропажа показалась странной.
Искать в шкафу - пустое дело.

Ладонь спешит с опаской чванной
обшарить пыльные пределы,
ища клочок для чистки ванной,
чтоб снова ярко побелела.

К чему ж весь шмон такого сорта,
вся эта жгучая забота
добыть тряпицу из завала ?

Должно быть так была истёрта,
что выбросил ту ветошь кто-то,
да крепко в памяти застряла.

-----------------------------
Крпа

Нигде наhи у целом стану,
кад је устребаш ("где се дела?!").
За ньу - ни места у орману,
ни у поретку гланц одела.

Прианьа, (а он гадльив!), длану,
да збрише све, до невидела...
У купатилу, запрльану
спазиш је - давно беше бела.

Какву видети у том предност?
Какав у томе наhи залог?
(Нико нам ништа не обеhа).

Рачунати на одбаченост,
на дубльи живот пребрисаног -
у неком ко се свега сеhа?



Владимир Ягличич Пальцы
(С сербского).

Большой - солиден, твёрд, спокоен.
Он на аренах мог решать,
какой судьбы достоин воин,
кому из них пощаду дать.

Второй - любитель строить планы,
указчик, жаждущий увлечь;
и нужно помнить постоянно,
чтоб он не превращался в меч.

А третий палец - лучше в сборе,
с другими вместе, заодно.
Один, он - выкрик о позоре.
С ним в драку влезть немудрено.

Четвёртый все считают странным,
хоть тоже из костей да жил.
Он назван просто "Безымянным".
И это всё, что заслужил.

А пятый часто ведьмин коготь
растит, чтоб длань была цепка.
Совсем не плох ни он, ни ноготь -
без них не выйдет кулака.

Машу своею дланью куцей.
Мир - чужд. Я - мал и не силён.
Не думай, что хочу коснуться -
сигналю из других времён.

-------------------------------
Прсти

Први је некад знао одлучити
да л у арени живи гладијатор.
Он шипак да на „бити ил не бити“,
постранит, потврд, задебльан и матор.

Други је хтео путоказ да буде,
да се упери, ил брата поткаже.
Зато мерити вальа меджу льуде
када hе бити као мач обнажен.

И треhи болье нека је у групи,
задржан где су и други, навиком.
Јер кад с прстима осталим се скупи
не показује знак срамотни ником.

Четврти као да не служи ничем,
сем да се систем, сав, не би распао.
Зато га вальда зову домалиhем -
ни до имена није дорастао.

Пети пустио нокат ко вештичји
да издужи се. рад јаче деснице.
Ал не презри га, био ма колицни -
без свих петоро и нема песнице.

Кад испружим их и свет cматрам нашим
ма како био стран ми, а ја убог.
Ти мислиш да бих нешто да домашим,
а ја ти машем из времена другог.




Владимир Корман, поэтический перевод, 2014

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 109058 от 18.12.2014

0 | 2 | 1666 | 29.03.2024. 10:32:58

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


По-моему, неслучайно вы оба - Владимиры... Тот случай, когда поэтический перевод объединяет и приобщает.. Вижу - пишите по ночам...
Здоровья, Владимир Михайлович.

Здравствуйте. Владимир!
Перевод, как всегда душевный, и лично меня еще больше порадовало, что Вы стали выставлять сербский оригинал. Хотя м.б. так уже давно :)
Но что-то, мне кажется, с размером не везде несовпадение.
Или я прочитываю сербский текст с с русскими ударениями?
Хотя скорее всего я не прав :)
С наилучшими пожеланиями, Александр