Двадцать пять лет спустя...

Вы не бывали в городишке том?
И хорошо…и век его не знать бы!
Ещё темней стал двухэтажный дом
с той первой, не серебряной их свадьбы.
Мать нынче - только фото на стене.
Дед, чуть не вековым придавлен грузом,
всё больше спит. Но выглядит вполне,
и отзывается на прозвище 'Кутузов',
поскольку потерял на мировой
один свой глаз…а глаз его второй
почти не видит. 'Невелик изъян' -
дед шутит. Дед опору в том находит,
что в состоянье он поднять стакан,
и в том, что сам во двор до ветру ходит…

Ах, Боже мой, как статен был жених,
и как хрупка с ним рядышком невеста!
Я был с баяном. Я другое место
мог занимать, но жил с рожденья тих
и робок, а иначе неизвестно
куда б меня кривая завела…
Я умолкаю - вам неинтересно.

У них же…им не вышло отвести
беды, и чаще проживая порознь,
они однако же смогли произвести
в большом достатке молодую поросль,
потом смогли расстаться, но потом
жить не смогли раздельно. Этот дом
сегодня принимает всех под крышу -
родню, друзей, меня, что вышел
отсюда столь давно и больше не входил
за недостатком времени и сил,
и нежеланья видеть никого…а, впрочем,
лишь молодых. Ну да. Я буду точен.

Дом тёмен, я сказал и бедноват.
Окно мало. Сияние в сто ватт
на этой площади эффекта не имеет,
герань на месте ей положенном белеет.
Под лампой круглый стол. В углу
всё та же магнитола. На полу
половики настелены, картина
с тремя медведями над шкафом. Бедноте
есть на Руси всего одна причина -
хозяин пил…признаться в годы те
не пил не знаю кто…пожалуй, что лишь я.
Но я…я был один, а у него семья!

И вот сейчас - весь полинялый он,
потомственный и серый пролетарий,
она…о, Боже, нет таких сторон
откуда ей, как бабочке в гербарий,
секундной бабочке, влететь сюда, остаться
без воздуха, без взмаха, не распасться
за столько лет…Она…да что она?
Спроси её - поймешь, не влюблена,
а любит. Так же. Может быть сильнее…

Ты посмотри - в рубашке юбиляр.
Он с первой свадьбы не надел её ни разу.
Внимательно смотри. Протри свой окуляр.
Ты видишь то, что недоступно глазу.