Не могу смотреть без слез я
на умняшек-лошадей.
Почему они нас возят,
вместо чтобы гнать взашей?
У лошадок ног четыре
и вдобавок нету рук.
Музицировать на лире
им, бедняжкам, недосуг.
А писать стихи копытом
и ваще не комильфо, –
назовут парнокопытным
или кем-нибудь еще.
Потому-то на фуршетах
лошадиный их народ
и не жалует поэта,
повстречав его, а ржет.
Плывет по небу облачко
замысловатой лодочкой,
в ней боженька сидит,
то месяцем, как брошкою,
бренчит, то правой ножкою
о левую стучит.
А месячишко узенький,
и боженька малюсенький,
на лямочках штаны, –
такому ни наместники,
ни купола, ни крестики
и даром не нужны.
Сколь ни дери теологи
друг дружке глотки, олухи,
в баталиях пустых,
он сам себе – иконочка,
и облачко, и лодочка,
и несомненный стих!
Пасутся розовые пони
на абрикосовом лугу,
из-под лазоревой попоны
нахваливая курагу.
И – тоже розовый – фламинго,
стоящий на одной ноге,
кричит в ответ лошадкам: «Бинго!
И я купаюсь в кураге!»
Тонну стишков сочинил плодовитый Олюнин.
Это – прикинь в кубометрах – целый поддон кирпичей!
Если б не дыры в бюджете да козни зеленого змия,
то не один бы поддон кирпичей получился, а два.
Роняет парк златую ветошь.
В тени кустов осенний срач
блестит червонцами… да это ж
такие деньги…
Я – богач!
Купюр, монет, банкнот завалы
кругом, и я, как папуас,
шурша подошвами по палой
листве, пустился в буйный пляс.
Гниенья блеск не выест очи.
Кто самому себе не рад,
кто счастье собственное топчет,
тому не нужен банкомат.
И что с того, что фиг чо купишь
на эти денежки, зато
душа поет, и солнца кукиш
сияет в небе золотой.
Хорошо наблюдать,
оседлав берега,
как
плывут по теченью останки врага,
созерцать
в тишине волн и ветра игру,
что несут
от жары разложившийся труп.
Не мешало
б еще помахать ему вслед,
с головы
сняв – на всякий пожарный – берет,
прочитать
нараспев подходящий псалом, –
все
однажды туда же в свой час поплывем.
Переломи через колено
словечко, взятое с поличным.
Оно намедни вскрыло вены
себе и автору публично.
Не острым кончиком заточки,
а лезвием опасной бритвы
оно в новорожденной строчке
весьма топорщилось игриво.
Переломи через колено
его движением привычным...
Гармония – первостепенна,
эмоция – эгоистична.
С улыбкой блаженной героя
Порхает с цветка на цветок
Не знающий стрессов и горя,
Лишенный ума мотылек.
В его упрощенном донельзя
Мозгу (если есть таковой)
Живут сквозняки поднебесья
И планы дружить с головой.
Скрипит бедолага мозгами,
А в них – круговерть и разброд.
Уж лучше бы бредил стихами
Иль задом порхал наперед.
Упав на цветочное ложе,
Ушел с головой в лепестки,
Туда, где есть шанс, пусть и зыбкий, но все же
Включить на мгновенье мозги.
Дорогой длинною Пузырь,
Соломинка и Лапоть
Шли в ватиканский монастырь
На встречу с Римским Папой.
Пузырь шел шагом строевым,
Соломинка - вприпрыжку,
А Лапоть, так как третьим был,
С грехами нес кубышку
И бормотал: "Уверен я,
Мир на грехе замешен.
Пусть камнем запулит в меня
Тот, кто, как я, безгрешен!"
Никто, конечно, не посмел,
Хотя вокруг немало
Камней лежало на земле
Без дела... эка жалость!..
Но камень все же прилетел
С небес, смутивши братью.
Досталось на орехи и
Соломинке, и Лаптю.
Пузырь воскликнул: "Как могли
Столкнуться с ним лоб в лоб мы?" -
И, не найдя ответа, от
Недоуменья лопнул.
Жили-были в лесу три медведя -
Феофан, Фемистокл и Федя,
Жили, горя не знаша,
Но однажды к ним Маша
Забрела накануне обеда.
Пока в чаще блуждали пустынники,
Маша все их конфеты и финики
Подмела подчистую,
Даже шишку сухую,
Что хранилась у них в холодильнике.
Угостилась Маруся на славу,
Изувечив попутно забавы
Ради мебель медвежью,
Что, конечно, невежливо
С точки зрения римского права.
Воротились домой три медведя
Феофан, Фемистокл и Федя,
А в избушке - сюрприз! -
Незнакомая мисс,
Если ж быть объективнее, леди.
Увидала Мария медведей,
Говорит: "Столько шишек и снеди
Я б не съела зараз!" -
И все трое тотчас
Приступили к духовной беседе.
И оставили Машу в постели
До конца отсыпаться недели,
Что не педагогично,
Но зато романтично,
Хоть и странно для мадмуазели.
Я вырезал твой профиль из фанеры,
Глаза пририсовал, курносый нос,
Уста и пряди пышные волос, –
Фантазия моя не знает меры.
А где же остальное – плечи, зад,
Где груди, что своею формой милой
Приковывают изумленный взгляд?..
На них, увы, фанеры не хватило!
Бежит по кругу мой хозяин,
А с ним и я без поводка.
Несемся вскачь и оба знаем,
Победа будет нелегка.
Дуэль не терпит компромисса,
Кто на дорожке беговой
Опередит, того и миска,
И солнца флаг над головой.
(Собачье)
Пока вы ж... грели на диване,
Уткнувшись в телик или ноутбук,
Я допоздна трудился в темной ванной,
Плел паутину мысли, как паук.
Вы все равно зайдете по привычке
Сюда пред тем, как отойти ко сну, -
Как только вы расслабитесь в водичке,
Я тепленькими всех вас и возьму.
Все сделаю на совесть и как надо
И даже распотешу не шутя
Досужей болтовней о муках ада
И о восторгах инобытия.
Четыре духа в ножках табурета
четыре стерегут стихии света,
а пятый, преисполненный терпения,
забрался под подушечку сидения,
поскольку отражать их заморочки
удобней не с ноги, а с пятой точки.
Иван Иваныч входит в Лету,
А та, как водится у нас,
Ассоциируется с летом,
Где все всерьез и без прикрас.
Как льдинки, тающие годы
Хрустят под ним на берегу.
В летально блещущие воды
Он входит через не могу.
Вот он уже стоит по пояс
В чернеющей, как ночь, воде.
На муки вечные настроясь,
Дрожат от холода муде.
Известно же, у Ивановых
Что ни почин - сплошной косплей.
Он в Лету входит в плавках новых,
Чтоб кануть в ней, как Веверлей.
В нее, как, впрочем, и в любую
Иную реку, - рок суров -
Войти единожды рискует
Иван Иваныч Иванов.
Наблюдая как-то кукол,
Позавидовал я им.
Если их поставить в угол
В назидание другим,
Простоять, как истуканы,
Ничего не делая,
Могут так они годами,
Да хоть вечность целую.
Что такое эта вечность,
Куклам вряд ли объяснишь.
Их терпенье безупречно,
Стой тихонько где стоишь
И не вздумай огорчаться,
Что в наскучившей тиши
Для игрушечного счастья
Не дано тебе души.
Мой друг - образчик благородства,
Поскольку у него всегда
Какая-нибудь да найдется
Для собакевича еда.
Однако, приступая к миске,
Не перепутай второпях
Merlot с мурло и Whiskas с виски,
Чтоб не остаться на бобах.
(Собачье)
Стоишь, бывало, обалдело
Дерев могучих посреди,
А расшалившееся тело
Гуляет где-то впереди.
То лапку задерет на кустик
А то вкуснятинку найдет...
Телесный променад сверхчувствен,
Пока душевный мир поет.
(Собачье)
Дал спутника мне бог, а роли
Распределить забыл, и вот
Уж не один я с ним пуд соли
Умял, который уже год
Вожусь с ним, дрессирую, маюсь,
Ем из его умелых рук,
А до сих пор не понимаю,
Хозяин он мне или друг?
(Собачье)
Любая жизнь бесценна, знаю,
О каждом умершем скорблю.
И праведника, и каналью
Без различения люблю.
Из двух живых существ, однако,
В жилье вступающих мое,
Я все же выберу собаку,
А не хозяина ее.
(Собачье)
Отточенный, как строчка, скальпель,
Врезаясь в плоть, творит шедевр.
Пьет жизнь мою за каплей - капля
И коротит за нервом - нерв
Ветеринарный врач - спаситель,
Каких не видел белый свет,
Слонов и мосек утешитель,
Физиологии поэт.
(Собачье)
Кусаешь ближнего за пятки
С остервенением, а тот
Прочь убегает без оглядки,
Мяуча, как трусливый кот.
И чем трусливей, тем нежнее
Моя привязанность к нему.
Ай, молодца'!.. ведь, по идее,
Не он мне должен - я ему.
(Собачье)
(На приобретение флакона с этиловым спиртом)
Живи, не думая о вечном.
Сколь вечность эту ни лелей,
А эликсир в стекле аптечном
Весомее дрянных рублей.
Почувствуй разницу - и встряску,
Растеплившую организм,
И получи, как бонус, сказку
На всю оставшуюся жизнь.
Дымок - как деревце - над баней,
И далеко из конуры
Слыхать, как, сталкиваясь лбами,
Планет вращаются шары.
Позвякивают закорючки
Озябших звезд на потолке,
Как медяки в канун получки
У забулдыги в кошельке.
(Собачье)
Имей я склонность к эскападам
И красноречию сверчка,
В Элладе был бы я Приапом,
Панургом - в средние века.
В двадцатом же столетье - Швейком,
А в двадцать первом, черт возьми, -
Амбициозным человеком,
Частичкой мыслящей Земли!
Накинь на плечи пелеринку
Зари, и месяц тут как тут!
Под ними Прошлое в обнимку
С Грядущим по' миру бредут.
Ночь лягушонкой в коробчонке
Меняет сцены реквизит,
И Настоящее в сторонке,
Как бедный родственник, стоит.
Тайком на кухне среди ночи
От спиногрызов и жены
Сто грамм - всего один глоточек
Принять в объятьях тишины.
Тайнояденье - грех, и ясен
Пень - за такое морду бьют,
Но как же все-таки прекрасен
Кусочек сыра с барбекю!
Четыре лапы, хвост - колечком,
И уши домиком стоят.
Приятно с милым человечком
Прогуливаться наугад.
Дурить Харибду, троллить Сциллу,
Распространяя вблизь и вдаль
Щенячьей радости бациллу
Или вселенскую печаль.
(Собачье)
Блажен, кто, лежа под скамейкой,
Говяжьей косточкой богат,
Как Леди Гага носит шлейку
И завихреньям жизни рад,
Не забывая между делом
И за углом, и за столом
Казаться добрым и умелым,
Достойным поощренья псом!
(Собачье)
О, дивный гонор человечий!
Так влезть с улыбкой в объектив,
Как будто ты красив и вечен
И с чемоданом перспектив.
И не красив ты, и не вечен,
И перспектива не ахти:
Червям отправиться на лечо
В конце житейского пути.
(Собачье)