Елена Ланге


Возвращение

Под пеной облаков – земля

В прямоугольниках пшеницы.

Чуть пыльный, жарко золотится

Пейзаж, от марева звеня.

 

Пейзаж, до чёрточки знакомый,

Качая волнами-холмами,

Плывёт с домами-кораблями,

Зелёный, выжженно-лимонный.

 

Рулоны скошенного сена,

И виноградников линейки,

И кипарисовые стрелки,

Минуя сердце, постепенно

 

Становятся всё ярче, ближе,

Отчётливей, но не роднее.

...Над Римом небо вечереет,

Закатом розовеют крыши,

 

А в лаве солнечного круга –

Расплывчаты и невесомы –

Уже рождаются фантомы

Покинутого Петербурга.


Прогулка

"Мне странною в тот день была прогулка»

А.А. Ахматова


С Фонтанки налетел внезапный ветер,

Слегка качнулся мир, сместились тени -

И выбросило в прошлое мгновенно:

Плетутся конки, крытые пролётки

Бегут, качаясь. Цокот, гомон, грохот,

Разбавленные первым лёгким снегом.


Как много неба, как пуста дорога!

Тревожно без машин и проводов.

И звуки стали камернее, ярче;

Отчётливей шаги, объёмней время

И звоны колокольные весомей.


Торцами расцветают тротуары,

Другие моды, вывески и лица.

То шляпки, то военные мундиры,

То здания, похожие на фото

Годов десятых прошлого столетья,

Наклеенные близко, друг на друга -

Статично-чёрно-белое панно.


И в то же время, как пластичен Невский:

Свернуть куда-то и сорваться в бездну -

За слоем слой — затейливых сплетений

Романов, мемуаров и фантазий

Моих или кого-нибудь другого.


Духов тягучих головокруженье,

Посуды звон, из маленькой пекарни

Струится запах хлеба. Скоро вечер.

Из сумерек исходит искушенье

Поверить, что всё это было, было

Со мною или с кем-нибудь другим.



Пахнет яблоком дождик редкий

Пахнет яблоком дождик редкий,

словно осень сошла в апрель.

Гладким лаком мерцают ветки

в свете мокнущих фонарей,


на скамейке росинки мороси,

росчерк зонтика на песке,

сад, продрогший в плаще из поросли

свежей зелени, налегке.


Только кажется, всё осеннее:

тихо льющийся листопад

осеняет своим свечением,

листья сыпятся, шелестят;


и наряды из дымки вспененной

юноликих дерев в цвету

примеряю не так уверенно:

неужели ещё к лицу?


В ночь апрельскую тайно вкраплены

клёна красная киноварь,

мёд и медь по аллеям каплями,

облепиховый чай, печаль...


Но как только под утра всполохи

гаснут лунами фонари,

заплывают в окно черёмухи

белогрудые корабли.



Терем


Терем спит заметеленным сном, 

Стены кутая в шубы собольи;

Занесло всё крыльцо серебром,

Замело золочёные кровли.

 

Терем спит, только брезжит свеча:

Распускаются блики и тени

Долгой прядью, изломом плеча,

Рукавом в золотой канители,

 

Вязью слов, тайной дальних земель...

Кружат, кружат небесные беги;

Лики дивных людей и зверей

Проплывают, качаясь, в ковчеге

 

По морям расписных подволок;

Дремлет Сирин на яблонях Рая,

И сияющий единорог

Жмётся кошкой, глаза закрывая.

 

Где-то, где-то сквозь долгие сны

Белый агнец под звёздами мчится:

Рожки вербные в нимбе луны,

Капли алого солнца в копытцах.

 

Где прошёл он – ромашковый цвет,

Буйство трав, россыпь солнечных пятен.

Только быстро теряется след:

Он изменчив, запутан, невнятен...

 

Из-под полуопущенных век

Взгляд скользит от страницы к странице,

И клюют, как горошины, снег

На окне слюдяные жар-птицы...

 

А присмотришься – нет ничего,

Всё исчезло во сне чёрно-белом;

Лишь метель, словно веретено,

Снег прядет под космическим небом;

 

И как зимние ночи, темны

Подо льдом Мнемосина и Лета.

И ещё далеко до весны,

И ещё далеко до рассвета.


Город

Я город детства странно вспоминаю:

Привычно открываю и, листая,

Вдруг вижу новый смысл между строк.

И, загружая Google Maps ментальный,

С сентиментальной склонностью к деталям

Разматываю города клубок.


Любимый мой маршрут – от школы к дому:

Над головою солнце бьётся в кронах,

А под ногами – хрупкая листва

Мозаикой срослась. Вокруг порхают

Загадок, сказок, таинств детских стаи,

И бабушка моя еще жива,


И мир, как миф, - с рождения знакомый:

Огромным громыхающим драконом

Летит трамвай в серебряном огне;

И булочная на скрипучих ножках

Печёт ватрушки, плюшки и лепёшки,

Студить их оставляя на окне.


Сверкает ветер, от сирени синий,

И сгустком красок среди белых ливней

Отчаянно цветущих тополей

Рождаются стихи в рывке сиянья.

Небесна страсть, порывисто дыханье,

Предчувствий тонких векторы острей...


В пространстве и во времени реальном

Мой город – сон, подёрнутый вуалью,

Со временем истёршийся портрет.

И всё же... Настоящая реальность -

Почти не ощущаемая данность,

Лишь будущего прошлого отсвет.


Реальней город, строящийся мною:

Свободного, струящегося кроя;

Он, щедро разрастаясь в глубину,

Хранится гибким слепком измерений

И чувствует лишь те из изменений,

Которые придумаю ему.


Мне шепчет ностальгия: «Полетели

Проверить, есть ли он на самом деле».

Но разве есть такие города?..

Там, может, как в невидимой Дзаире,

Найду воспоминаня свои я,

А может, потеряю навсегда...


Мой город распадётся на фрагменты

Засвеченной старинной киноленты,

Рассохнется, истлеет изнутри.

И я не еду... Город виртуальный,

Все более реальный и витальный,

Стирает тот, другой, с лица Земли...




Акупунктура

Иглы смещают пласты во мне,

Части света текут и плавятся,

И на несущей свой крест спине

Светофоры чакр загораются.

Здесь над широкой рекой мосты

Бесконечности знаком вытканы.

Я подключаюсь к потокам ци,

Сверяясь с даосскими свитками.

Карты сплетают Янцзы с Невой,

Да на картах искать мне нечего.

В крошечной лодке — пока живой -

Плыву по Вселенной


Доверчиво.



Мой ребёнок играет

Мой ребёнок играет на развалинах Римской империи:

Здесь песок, словно прах, оседает в журчащем ручье,

И лошадка - чурбан деревянный - с уздечкой-растением,

Как живая, пасется на мёртвой пожухлой траве.


Мой ребёнок играет на развалинах мраморных курий,

На коринфских колоннах, упавших в зелёный акант,

На разрушенных форумах, под чередой полнолуний,

Оживляющих тени в глубоких глазницах аркад.


Мой ребёнок играет осколками цивилизаций,

В них слышны ещё громы тимпанов и струи кифар,

В них мерещится свет от огней золотых коронаций

И под плач переливчатых тибий танцующий фавн.


Мой ребёнок играет. Он счастлив в своём измерении:

Среди щепок летящих и бьющихся древних планет,

На вершине кургана давно погребённой империи,

Под которым живёт, рассыпаясь, крылатый скелет.


Рим. На крыше

Тонет, тонет в тонких звонах

День небесный, голубой.

На щебечущих балконах

Пёстрых примул разнобой.


Время вспять, пространство шире

И детальней тишина;

Целый день в прямом эфире

Распевается весна.


Небо льёт потоки света

В древний каменный сосуд,

Сообщающийся где-то

С морем. В улочках плывут


Невесомое цветенье

И душистое тепло.

Распускаются растенья,

Плещет бликами стекло;


Брызжет щедро, хаотично

Свежих листьев хризолит,

И по крыше черепичной

Птичья тень летит, летит...



Море. Конец лета

1

Последние всплески и брызги,

Смех взрослых и детские визги

Витают над жарким пляжем,

Но тени ложатся иначе,

Чем раньше – прохладнее, мягче –

На вазы террас винтажных.

Вдали, в валунах нагретых

Ещё загорает лето

Под солнечным водопадом;

И медленно зреет осень,

Как тёплый янтарный отблеск

На бусинах винограда.


2

Море сливается с небом белёсым,

Мучнистым; в дождливый дым

Падает солнце, и пение сосен

Становится грозовым;

Гнутся растенья на мокром балконе,

Захлёбываясь водой...

Быстро и радужно мимо проходит

Сияющий дождь грибной.


3

То меркнет, то поблёскивает море

Оттенками осенних холодов,

И нежатся в лучистом тонком флёре

Бутоны засыпающих зонтов.

Прозрачный ветер овевает пляжи,

Его рука прохладна и легка,

А в хрупком небе, как в хрустальной чаше,

Фиалками дрейфуют облака.