Моргунова Елена


Мириады

Широкие и быстротечные
Над миром в выси берега
Раскинулись в просторы млечные.
Над ними звёздная река
Водою лёгкой безразмерности,
Вбирает мириады лет
В себя туманы, тайны вечности
И безраздельный Божий свет.

А в этом свете отражается
Дыханье ветра, дрожь земли,
Крик птиц, что эхом возвращается
И повторяется вдали.
За горизонтом в неоглядности
Сплелись не белые сады,
А тени изумрудной мягкости
Вдоль кромки голубой воды.

В их тишине давно скитается
Уставший лодочник. На свет
Плывёт и в волнах отражается
От вёсел уходящий след.
И длится путь его размеренно,
По звёздам движется вперёд.
Всё , что забыто им, потеряно
Он обязательно вернёт.

В высокой сини быстротечные
Плывут над миром облака.
Раскинулась в просторы млечные -
Дорога - звёздная река...


Душа

Холодный день. Дорога полчаса.
И вот приют. Два ангела у входа.
Протяжные гудят колокола
Над лестницей по вертикалям свода.
И, кажется, звучит виолончель.
Высокий человек поёт и крестит
Под мягкое дрожание свечей.
Худая женщина целует крестик
И опускает взгляд. И, не дыша,
Стоит под куполом её душа.

Вокруг плывёт янтарный полусвет,
Смещая время и его причастье
К движению вперёд, всегда вослед
Всем образам святым. Они отчасти
Написаны не краской на стене.
Сияют лики бледные повсюду,
Пространство расширяя в полумгле
Молитвою, прикосновеньем к чуду.
Меняя мир обыденный на вновь
Открытый Дар и Божию любовь.

Уже давно заутреня идёт,
Икона плачет Светлого Покрова.
Высокий человек легко поёт
И тонко ему вторит снова, снова
Забытая в раю виолончель.
Бог улыбается. Священник крестит
Под мирное дрожание свечей.
Ребёнку мама надевает крестик
И поднимает взгляд, где, не дыша,
 Парит под куполом его душа.


По-зимнему скупо и медленно...

По-зимнему скупо и медленно
Дни длятся, а серые облаки
Плывут себе низко, размеренно,
Тая в себе разные облики
Пустых городов с силуэтами,
Сиреневых улиц, чьи здания
Становятся злыми приметами
Разрухи, беды, вымирания.
Кресты за дорогами тянутся.
Над ними зловещие вóроны
Кружáт, на помин собираются
И разлетаются в стороны.
Гуляют ветра на окраинах,
Поют о надежде рассеянно,
Чтоб душам потерянным, раненым
По-новому были отмерены
В достатке и встречи, и проводы,
Забытая радость прощения.
И чтобы не каркали вóроны
Над ними в момент возвращения.


Обожжёт ощущение боли...

Обожжёт ощущение боли,
Страха, гнева, глухого бессилия.
Превратится отсутствие воли
В чёрно-красных тонов изобилие.
На лету остановятся птицы,
С ними время застынет мгновенно.
Человеческий мир исказится -
Звёзд не станет, не станет вселенной.
Все оттенки горячего жара
Вверх поднимутся к золоту спектра,
Умножая стихию пожаров
На пурпурное золото ветра.
Он пойдёт по верхушкам деревьев,
Поднимая над ними устало
Девять Солнц из легенд и поверьев,
Чтобы этого мира не стало.
Мир исчезнет, исчезнет, конечно.
И исчезнет надежда из сердца.
Стоит только замучить кромешно
Одного, для потехи, младенца.


Осенний лист

Холодный день прозрачен и упруг.
Дорога кружит вдоль стены высокой.
Поспешный ветер, поскользнувшись вдруг
Уже срывает листья за дорогой.
В тени стены скучает человек.
Задумчиво печален, неподвижен.
Следит за небом, не смыкая век,
Бег облаков ему почти не слышен.
Он думает о том, что далеко
Оставлен дом, заполненный любовью
И множеством вещей, и молоком,
И запахом дождей, и канифолью...
И женщиной. Опять ему о ней
Напоминает всё без исключенья.
Бежит обратно вереница дней
В прошедший год. Его воображенье
Рисует уходящий силуэт...
Осенний лист слетает на колени
И замирает тонко на просвет
Бордово-красный, солнечный, последний.


Дожди

В который раз во след своим следам
В распутицу по весям, городам,
В тяжёлый год войны, непостоянства,
Идут дожди и протяжённость их
Оплакивает мёртвых и живых
В прострелянное пулями пространство.

В нём сухость взгляда ценится тогда,
Когда военной осени беда
Напев дождей вплетает в горло стыло.
А сила притяжения земли
Качает небо на такой мели,
Чтобы оно о жалости забыло.

Деревья прячут раны под корой,
Сплетая ветви. В поле над травой
Гуляет Смерть и косит, косит, косит...
Дожди смывают грязь с её лица
И это длится долго, без конца.
Никто остановить её не просит .

Без отражений и живых теней
В ожесточённой веренице дней
Убийственных напрасных изменений
Холодный дождь травою зашуршит,
Её окрасит в алый рубелит
И перед нею встанет на колени.

В который раз во след своим следам
По вертикалям, весям, городам...


Река прохладных дней...

Река прохладных дней скользит легко
Во времени, в движении протяжном
Водою лет. Над нею высоко
Сияют берега в изгибе влажном
Лесов, туманов и глаза твои -
Две золотые шёлковые рыбы
Всё дальше уплывают. Напои
Их отражением небесной зыби,
В которой тонут два моих крыла
И солнечного света позолота
Лишь для того, чтобы любовь жила
Для нас с тобой, до самого излёта
Последних дней. Мы, их не торопя,
Обнимемся во времени скользящем.
Душа моя, всегда люблю тебя
И в нашем будущем, и в настоящем.


Лунного света камень

Камни поют о звёздах
О притяжении света.
Брошенный камень просто
Летящая прочь комета.
За горизонт, где дали
Проще всего простого
Раскинулись и пропали
В эхе всего земного.
В звуках безмолвной тиши,
Сказанной на прощанье,
Кто и когда услышит
Каменное молчанье.

ХХХ

Линия горизонта
За линией света, взгляда
Держит легко, свободно
Строение неба, сада.
По вертикальной грани,
Не разжигая пламень,
Плавно летит над нами
Лунного света камень.
Который не ювелиром,
А Богом в лазури нежной
Вставлен в кольцо над миром,
Для всех, для тебя, конечно.

ХХХ

Фактура их многолика,
У каждого своё тело,
Тысячелетие мига
И вовлечение в дело.
Внутренняя прохлада
В рисунке резного шрама.
Для этого только надо
Быть камнем в фасаде храма.
Стать прочным, касаясь неба.
Не падать к ногам жестоких
И раствориться в небыль
Единственным из немногих.


Свет разрезает летящая птица...

Свет разрезает летящая птица
Взмахами крыльев легко и упруго.
Время уходит, меняя границы.
Люди опять убивают друг друга.

Голос немого слабеет от крика,
Слепнет глазастая девочка сути.
Правда её чересчур многолика,
Меры не знает и с лёгкостью судит.

Небо давно опрокинуто в бездну
Чаши бездонной разбитого мира.
В ней синевою живою исчезнут
Слёзы, прошитые чёрным пунктиром.

Красные маки цветут на одеждах.
В раны врастая их рост обессилит
Веру в добро. Она спрятана между
Серым и ало- бордовым навылет.

Ангелы в траурных белых рубахах
Не утешают любовью, как прежде,
А замирают от горького страха
И забывают о всякой надежде.

Свет разрезает летящая птица
Взмахами крыльев легко и упруго.
Время уходит, меняя границы.
Люди опять убивают друг друга.


Снег падает

Меняя повседневность на беду
Уходит время, оставляя где-то
Военные приметы и обеты,
Забытые в каком-то там году.

Снег падает, очерчивая мелом
Границы протяжённого огня,
Который обжигая кожу дня,
Вдруг делается серым в свете белом.

Под этим снегом чьи-то сыновья
Останутся... Над ними без участья
Зловещий символ смерти и несчастья
Закружит в небе стаю воронья.

И скрыты снегом больше не видны
Следы ушедших. Знают поневоле,
Что смерть от пули вымысел не боле,
Когда бы в мире не было войны.

Война приходит, если мы забыли
Историю и тех, кто жизнь свою
Отдал за то, чтобы в другом бою
Их правнуков любимых не убили...

Меняя повседневность на беду
Уходит время, оставляя где-то
Военные приметы и обеты,
Забытые в каком-то там году.

Снег падает...


Дочери

Квадрат окна держал горизонталь
Пейзажа, в нём лазурная эмаль
Плыла навстречу темной вертикали.
Янтарно-жёлтый идеальный круг
Смещал пространство и терялся вдруг
В раздробленностях мозаи́чной дали.


В картину эту безвозвратно врос
Витиеватый, дробный стук колёс
И девочка, смеющаяся звонко.
Её ладонь скользила по стеклу
Квадратного окна, а на полу
Свет золотом вплетался в тень ребёнка.

И тень росла, качаясь звукам в такт.
Другие тени рядом просто так
Дарили ей то крылья в ярких бликах,
То птицу с синим отблеском в груди,
То город, чьи тенистые пути
В себе таили много разных ликов.

Один из них был бледностью похож
На Ангела и возникала дрожь
У темных пятен за его плечами.
Приобретали медленно они
Цвет радости, гармонии, любви
С оттенком лёгкой, временной печали.

Тень наполнялась светлой красотой,
Меняла форму, прежний облик свой,
Преображаясь в то, что будет после.
Ну, а пока в окне горизонталь
Подчёркивала время, поезд, даль
И белый город с Чёрным морем возле.


Раковина

Начинка перламутра по изгибу
Спирали плавной зарождает звук
В пространстве легкой формы и по кругу
Вглубь раковины завершает круг.
И оживает ласково, незримо 
Шум волн, прибоя. Солнечный ожог
Горит в груди, и девочка Марина,
Ребром ладони двигая песок,
Находит раковину. Голубую.
Наполненную тяжестью и сном.
Потерянную, старую, пустую.
Покинутый в безвремении дом.
Ее сжимая в охристых ладонях,
Подносит к уху, слушая как вдох
Сменяет выдох. Дышат в равных долях:
Вселенная, ребенок, море, Бог.


Не уходи

Не уходи. Прольётся млеко дня.
Язык шершавой стужи будет пить

Румянец щёк и бледная родня
Зимы к нам в гости станет приходить.

Брать зА руки и уводить туда,
Где реки замерзают до глубин.
В них рыбы спят и глаз твоих вода
Приобретает бирюзовость льдин.

Я пью её. Она течёт во мне.
Не надо красных в золоте тонов
Замеченных на Солнце и Луне.
Не уходи в их царство городов,

Горящих стен, распахнутых дверей,
Домов из дыма, башен из песка.
За ними плен сжигающих морей
И яркая палящая тоска.

Не уходи. Прольётся млеко дня.
Язык шершавой стужи будет пить
Румянец щёк и бледная родня
Зимы к нам в гости станет приходить.


Среди миров

Львы разделяют пространство движением крыл
И восседают на глыбах застывшего света,
Что откололся от неба и сразу застыл
От невозможности снова вернуться на небо.

Львы охраняют дорогу, ведущую в лес.
Лес из пришедших, сплетенных корнями, ветвями.
Каждый вошедший в него безусловно исчез
От безвозвратности. Между другими мирами.

Где невозможно прочесть по движению губ
То, что уже никогда, никогда не случится.
Здесь тишина и высокая музыка труб
Не отражают вселенской печали на лицах.

Львы забирают вселенскую эту печаль.
Солнце и месяц вращают колеса столетий.
Львы восседают на глыбах из света и даль
Ближе становится... ближе, но мы не заметим.

Львы разделяют пространство движением крыл
И восседают на глыбах застывшего света,
Что откололся от неба и сразу застыл
От невозможности снова вернуться на небо.


Ручей

Потерянная в поле колея,
Как будто след оставила змея,
Уводит в лес идущего по следу.
И пропадает небо каждый раз,
Когда деревья тысячами глаз
Моргают жадно, прорастая к свету.
Под ними столько кануло теней:
Единорогов, псов, богатырей,
Летящих птиц и раненых медведей,
Чья кровь давно похожа на ручей
Звенящих звуков, шёпота речей
В прохладном русле золота и меди.
И время замирает на века
От одного поспешного глотка
Из этого ручья. Излишне много
Узоров проступающих и рыб.
В их чешуе отсвечивает нимб,
Как отражение склонившегося Бога.


Ночлег

Под деревом, раскинувшимся в небо, 
Паломница спала, но отдых не был
Наградой в завершении пути.
Замерзшая, голодная, худая,
В листве осенней мягко утопая,
Шептала тихо: "Господи, прости..."
И видела, как в рубище колючем
С ладони на ладонь песок зыбучий
Пересыпает грустный человек
И смотрит на неё. Она проснулась.
Перекрестилась. Сонно улыбнулась
И взгляд прикрыла синевою век.
А за дорогой в маленьком селенье, 
В своих домах, не ведая сомненья,
Уснули люди сытые в тепле.
Никто из них паломнице убогой
Не разрешил переступить порога,
Не предложил остаться на ночлег.
Под образами, что в углу висели,
Лампады с тихим треском догорели.
Там, где раскрашенный пылился Бог.
Всем снились монолитные ворота.
Закрытые. За ними плакал кто-то
И не пускал пришедших на порог.


Ушедшему другу

Когда олень широкогрудый
Поднимет небо на рога,
Теченье рек, леса, запруды
И с ними бросится в бега.
Когда сольются воедино
Земля и солнце, тень и свет,
Скитаться до скончанья лет 
Нам станет вдруг необходимо.
Среди оранжевых песков,
Внутри открытого пространства,
Предметных форм и постоянства,
Незыблемости городов.
В них продолжительность пути
Легко прервется, если только 
Пронзительно и слишком горько
Мой ангел скажет: "Отпусти".
И руки драгоценной чашей
Поднимет вверх и потекут 
В нее дожди, печаль, уют
И то, что было жизнью нашей.


Сцена


       1.
    Пианист

Сцена возвышается как остров.
В круге света пианист расправил
Плечи. Руки положил на остов
Клавиш чёрно-белых. И ударил
По нему внезапно, поднимая
На поверхность остротой кинжала
Верх и низ, размашисто срезая
Тишину идущую из зала.
Пальцами затягивая остро
Струны ветра в облачную стаю.
И легко, невероятно просто
Мир бросая под ноги роялю.

       2.
    Балерина

Вскинув руки, плавно выгнув спину,
Тень изящно с кончика пуанта
Медленно вращает балерину
В сторону раскрытия таланта.
Превращая длительность движенья,
В несколько небрежном пируэте,
В лёгкого полёта продолженье,
Как и полагается в балете.
Чтобы в фуэте лететь по кругу
Балерина тень свою толкает
И взлетая к небу тянет руку,
А душа при этом замирает.



В небо

Лицо ладонями закрыв,
Остановив дыхание,
Он был наполовину жив
И мёртв уже заранее
От погружения в себя
Беды, любви, воды, огня
И маленького острого
Куска металла в серость дня
Покинутого острова
Тепла живого. Гаснет звук
И превращается испуг
В последнее движение
Смыкающее кисти рук
В такое положение,
Когда примятая трава
Врастает в прорезь рукава
И шелестит обиженно,
А в небе видится едва
Его затылок стриженный.


В синей тени дерев

Свет из черной ладони
Пьет полуночный мавр,
Бьются тени агоний.
В его взгляде нагар
От миров и созвездий
И в зрачках глубина
Пары лунных отверстий
Не насквозь. Не беда.
Ты не пей, моя радость,
С его нежной руки.
До рассвета остались - 
Вдох и выдох тоски.
Просыпаются птицы
И тягучий напев...
Ими можешь напиться
В синей тени дерев.



Длиною в жизнь

Душа моя! Мы не считаем дней.
Их яркая, слепая канитель,
Сплетаясь постепенно в год, за годом
Меняет в нас стремительный узор
Дорог, событий, восхождений, гор
И городов, откуда были родом
Друзья твои. Ты понимаешь суть:
Чем больше тебе ведом этот путь,
Тем легче для меня  -  идущей следом.
Неприкасаем времени песок
И он легко уходит из-под ног,
Когда мы с грустью думаем об этом,
Обняв друг друга крепко и легко
Бесповоротно, близко, далеко,
В одно касание, прикосновенье
Тепла, опоры, нежности, любви,
Погибели и спаса на крови
Длиною в жизнь, длиной в одно мгновенье.


Fatum

Выбор 

Крылья скрестив на груди
Ангел смотрел печально
На женщину, к ней подойти
Мешало её молчанье.
Она смотрела в себя
И думала напряжённо
О том, что уже нельзя
Быть слабой и отрешённой.
Внутри её живота,
Светясь красотой неземною,
Спал маленький сатана
В обнимку с её душою.
И надо было решить,
Как поступить с младенцем:
Убить или любить
И дальше носить под сердцем.
Его спасать или мир
От темноты кромешной.
Кто никогда не любил,
Выберет мир, конечно.

Судьба

В уснувшем доме голос скрипел,
У лёгкой люльки сидела Судьба
Белая - белая, словно мел
И пела младенцу такие слова:
"Я рядом, мой мальчик, всегда с тобой.
Тонко сплетаю дыхание рыб
С корнями горы в голубой - голубой
Простор из холодных и пламенных глыб.
Который в наполненной пустоте
Летит из ладони моей в ладонь
Жестоко пробитую на кресте
Того, кого Бог говорит : "Не тронь".
И глухо будет гудеть толпа.
Я для неё из женских бород
И жил медвежьих уже сплела
Низкий и хмурый небесный свод..."
Младенец заплакал, открыл глаза
И рядом увидел в мареве звёзд
Ярко распахнутые небеса
И к ним ведущий сияющий мост.


В его тени

С небесного изгиба льётся свет.

Усиливая тень моих движений,

За мной скользящих, повторённых в след,

Стремящихся достичь объединений

Контрастов, заполняя их собой,

Когда я попадаю в промежуток

Между холодной белой стороной

И чёрной непроглядной частью суток.

И тень моя сквозит из-за плеча

Присутствием пожизненного срока,

И снова повторяет в мелочах

Мой силуэт бегущая дорога,

Когда меняет мировой поток

Плоды и корни дерева местами.

При восхожденьи ниспадает сок,

То вниз, то вверх идя по вертикали.

И улыбается устало Бог

В его тени задумчиво внимая

Растущему движению дорог

И многого уже не понимая.

А дерево растёт. И небо в нём

Всё глубже тонет. Крона небосвода,

Заполненная солнечным огнём,

Приобретает очертанья плода.

И неизменно тянутся к нему

Все важные земли координаты.

И я тянусь не только потому,

Что тоже стану деревом когда-то.



У окна

Она стояла долго у окна,

Цепляясь взглядом за черту предметов,

У горизонта слившихся. Одна.

Но пустоты не чувствуя при этом.

Был день похож на предыдущий день:

Без суеты, без лишнего движенья.

Она стояла, и скользила тень

Ей под ноги, как чьё-то откровенье.

А где-то в доме замерли весы,

Ворчал старик и нервничал ребёнок,

Бежало время, тикали часы  -

Их стрелка походила на осколок,

Застрявший в неподвижности. И взгляд

Летел за птицами, срезая небо

По краешку. И много раз подряд

Она звала их, предлагая хлеба.

Но птицы улетали. У окна

Стояла, не меняя положенья,

Слепая женщина. Она одна

Из тех, кто видит мир без искаженья.


Волны света

Девочка у ручья играла,

Смеялась весело и любила

Его прохладу и в нём искала

Своё отражение. Находила

Себя в течении, в бликах света.

И рыбок маленьких трепетанье

Ей говорило, что будет лето

До бесконечности в мирозданьи.


Девушка тихо к реке спускалась,

И берег крутой под её ногами

Всё выше казался, и возвышалась

Она над плывущими облаками

Внизу, в воде, за молочной пеной,

За белоснежными городами

Она отражалась такой же белой

Между кисельными берегами. 


К берегу моря брела устало

Женщина. Ветер трепал одежду.

И было во взгляде её немало

Счастья и горя и то, что между

Этими чувствами. Волны били

О берег. И рыбаки смеялись,

Когда отражением чайки стыли

И за рыбёшками к ним срывались.


На берегу океана старуха

За горизонтом следит глазами,

Где разворачиваются глухо

Воды под пенными парусами.

И к ней бегут, как когда-то летом

Она бежала к ручью беспечно.

И отражается в волнах света

Её душа. И уходит в вечность...


Последний единорог

Белые птицы тревожной стаей

Кружатся над болотом.

Скачут всадники вслед за псами -

В самом разгаре охота.

Азартно вскинув резные ружья,

Спешат, пока не остыла

Под крики, разбросанные натужно,

Их боевая сила.

И рвётся голос, молящий Бога

О помощи и защите.

Голос убитого единорога

Последнего. Не ищите

Его пугливой холодной стати.

Лишь девушкам на рассвете

Является он, и их пальцы гладят

Уснувший в ресницах ветер.


Пророк и рыба

По жизни рыба движется с потоком

Морей и рек. Холодная всегда

Скользит беззвучно, быстро, без следа.

Течению послушная. Во многом

Похожая на удлинённый глаз,

Прозревший вдруг в потустороннем мире,

Подвластная неодолимой силе

Сетей и рыбаков, живущих в нас.

И говорим мы: "Холоден, как рыба,

Пронырлив и безгласен, деловит.

Как рыба - нем, как рыба - плодовит..."

Неполный список разных качеств. Либо

Мы птицам противопоставив рыб,

Впускаем их в космическую зону

На нижний ряд, и помним про Иону

Пророка, да не будет он забыт.

Пророк и рыба. Слово и молчанье.

Одно в другом сокрыто до поры,

Пока их поглощённые миры

Не оттолкнут друг друга в мирозданье.

И рыба тихо выплывет на свет,

Откроет рот и выпустит пророка.

И будет много жизненного сока

Ему отпущенно до окончанья лет.

Так в третий день он выйдет к жизни новой

Из чрева рыбьего, похожего на склеп,

Что в царстве мёртвых. Каждый в свой момент

Последует за спасшимся Ионой.


Снегопад

Летит легко предновогодний снег
В порывах ветра он берёт разбег
Кружением внезапным в переулках.
Его искристая, бегущая волна
Лишает цветности сутулые дома,
О стёкла окон ударяясь гулко.

Высокие деревья во дворах
Качают сонно на своих ветвях
В ультрамарин окрашенное небо.
И если присмотреться на просвет,
Его пересекает чей-то след.   
И исчезает медленно, как не был.


Мир заполняет белый снегопад.
И привлекает любопытный взгляд
Прохожего - заснеженная баба.
Холодная, как утренний сквозняк,
Застывший в её взгляде и никак
Не стать из снежной ей живой и слабой.


Чтобы руками нежными обнять
Ту девочку, которая опять
Её слепила весело и быстро.
И вместе ждать весны и понимать,
Что значит подрастать и расцветать,
И ждать любви, и наполняться смыслом.

25 февраля 2017г.